Большой пароход и посыльные суда обменялись мешками с почтой.
После первых напряженных часов в море на борту «Титаника» воцарилась умиротворенная атмосфера. И теперь, когда пароход в восемь часов поднял якорь, пассажиры поспешили к себе в каюты, чтобы переодеться к ужину, на прогулочных палубах первого и второго класса осталось всего несколько человек, желавших посмотреть, как низкий французский берег скроется во мгле. Пассажиры третьего класса тоже ушли с палубы — все, кроме армян и сирийцев. Те пели. Чужие, усталые и грустные, они пели в темноте, окутавшей судно; в их пении звучала тоска по дому — по далеким, неизвестным городам и рассветам.
В каюте, находившейся рядом с камбузом, капельмейстер Джейсон Кауард, успокоив своих музыкантов, готовил их к вечернему выступлению; выбрать программу было легко — он не ждал никаких осложнений: пассажиры сегодня устали и вряд ли станут придираться.
Музыканты приводили себя в порядок: Джим помогал Давиду укоротить брюки еще на один дюйм, Жорж щедро поливал себя туалетной водой, Петроний нервно метался среди них, но уже больше не мычал по-бычьи после того, как Джейсон строго внушил ему, что он музыкант. Слышишь, Петроний, ты музыкант, а не бык! Теперь Петроний без конца открывал свой футляр и смотрел на контрабас, потом закрывал футляр, снова открывал его, и каждый раз при виде контрабаса на лице его появлялось детское изумление, искреннее или наигранное, сказать трудно. Спот, бледный, но в полном сознании, сидел на своей койке и перед карманным зеркальцем приглаживал волосы.
Джейсон и Алекс обсуждали вечернюю программу. Джейсон настаивал на отрывках из «Сельской чести» и «Сороки-воровки», но Алекс с удивительным упорством протестовал против последнего предложения.
И когда пароход снова вышел в Ла-Манш — на этот раз взяв курс на Куинстаун в Ирландии, — пассажиры после роскошного ужина, поданного им вышколенными официантами синьора Гатти, собрались в салоне, чтобы отдохнуть под чарующие звуки «Сельской чести» и «Сказок Гофмана». Кроме того, оркестр исполнил увертюру к «Вильгельму Теллю», два вальса Вальдтейфеля и под конец «Пастораль» Мате.
В темноте пели армяне, но их никто не слушал.
Так закончился первый день на борту «Титаника».
