— Ее открыл поэт, — сказал Сондерс. — Немец. Один из ярых приверженцев Адама и Евы. Поэт, почитавший себя ученым. Но он был порядочный человек и потому признался в своем открытии, хотя оно чрезвычайно напугало его. Ведь он нашел неопровержимое доказательство! Мы — те же приматы!
Сондерс положил череп человека рядом с черепом саблезубого тигра и неуверенно взглянул на Джейсона.
Джейсон смотрел на оба черепа и думал о том, какое множество организмов рождается и умирает каждый день.
Потом вспомнил о родителях, и его охватил ледяной холод.
Лишь много времени спустя он понял, что в то мгновение он потерял Бога…
Он лежит в своей комнатке в усадьбе священника и слушает, как за окном поют птицы. Он искал долго и упорно. Но все прочитанное и увиденное подтверждало: Бога нет, в жизни нет смысла, нет его и после смерти.
Думать об этом было тягостно, но вместе с тем эта мысль радовала Джейсона, она дарила свободу.
Хотя, чтобы обрести и эту радость, и эту свободу, ему пришлось переступить порог боли.
О эта неизлечимая бездомность! О песнь сфер, отмеряющая секунды и годы! Он лежит в ночной темноте и думает, думает, пока за окном не начинают петь птицы. Потом забывается сном, глубоким сном без сновидений.
Милый Джейсон, писал отец, Индия оказалась концом, я ее почти не помню. Я отправляюсь в путь небывало жарким утром; меня угнетает, что я смог выдержать меньше, чем мама. Но ее поддерживала мысль о тебе, и потому она крепче цеплялась за жизнь.
Знаешь, я попал на Сатурн. Отсюда видны все небесные тела, они такие красивые. Все можно разглядеть. От хаоса тяжелых газовых облаков до кристаллических формаций. Связи возникают и рвутся. Здесь по небу проходит ледяной мост.
Я очень устал, не забывай этого, и дело со мной обстояло куда хуже, чем я показывал тебе и маме. Последний год в Лондоне меня мучили сильные боли в левом плече; они очень мешали мне во время наших прогулок с телескопом.
Теперь я здесь и испытываю странное раздражение из-за того, что так и не увидел последних результатов изучения выделенной нами в Велюре бактерии — хотя, думаю, она-то меня и доконала, так что результата я все-таки добился. Я всегда был неосторожен. Должен признаться, мне очень не хватает мамы, Джейсон, и мне жаль, если она страдала. Боюсь, я и в Индии был невнимателен к своему здоровью. Но что поделать, если у человека нет Бога и только работа придает смысл его жизни. Ты уже достаточно взрослый, и я могу говорить с тобой об этом. Если не ошибаюсь, ты будешь жить у моей сестры Мейбл и ее мужа-священника. Как ты знаешь, наш с Мейбл отец тоже был священником, и она осталась очень религиозной. Я же где-то на жизненном пути потерям Бога из виду, где-то во время своей бесконечной, безумной работы во всяких комиссиях. Наверное, я всегда понимал, что это бессмысленно. Но я пытался, как мог, я отдавал все, что имел, и время от времени пытался вернуться к вере. Ты уже почти взрослый, Джейсон, и все поймешь — у меня, наверное, никогда по-настоящему не было Бога, лишь некий образ, полученный в наследство призрак, который во многом был похож на моего отца. Этакий адмирал Нельсон, глуповатый громовержец, сеющий ужас, — по-моему, я представлял его себе именно таким, и требовалось совсем немного, чтобы я окончательно утратил его. А другого Бога я не нашел. Что же у меня осталось? Вера в разум, в науку. Наука позволяет обнаруживать взаимосвязи, образы, много говорящие человеку и дающие некоторое представление о мире. И где-то в этом представлении, наверное, можно найти смысл, не знаю. В самом деле, не знаю. Мама иначе относилась к подобным вещам. Хотел бы я, чтобы она сейчас была здесь, во мне, вокруг меня.
