В дверь стучат. Войдите. Лео не знает, думает ли он про себя или говорит вслух. Он транспонирует свое сочинение из одной тональности в другую. Появляется отец. Большой, широкоплечий, толстый. Лео недоволен собой: как можно так думать о своем отце? Почему он видит отца таким, каков он есть, то бишь брюхом? Неужели нельзя не замечать того, что отец — самодовольный старый кавалерийский офицер, давно заключивший мир со всем миром и со своим брюхом, человек, который купается в лучах растущей славы своего сына и больше всего похож на лошадь. Многие лучшие друзья отца — на самом деле лошади; Лео трудно это понять, но между отцом и лошадьми есть какая-то связь. Наверное, он несправедлив к отцу, наверное, он слишком нервный, или, как говорит мать, слишком чувствительный, словом, с ним самим или с отцом что-то не в порядке, если ему на ум приходят такие мысли. Сходство отца с солидным пони — что это, объективная данность или только плод его фантазии? Воображение?.. Все это проносится в голове Лео при виде входящего к нему отца. Сколько ему тогда было? Не много. И когда это было — до или после Великого Учителя? Примерно в то же время. Значит, двенадцать или тринадцать. Способен ли двенадцатилетний мальчик к таким абстракциям? Кто знает. Он был способен. Отец открывает рот, он не извиняется за свое вторжение, он слишком взволнован, сейчас он преподнесет Лео какой-то необычный сюрприз. Лео послушно ждет. Он воспитанный ребенок. Когда человеку приходится много упражняться, он привыкает подавлять свою личность, по крайней мере в мелочах. Кроме того, ему приходилось беседовать с герцогами. Поэтому он вежливо отрывается от соль минора.
— Лео, тебе подарили коня! — восклицает отец.
В Лео происходит что-то похожее на взрыв, и он не знает, плакать ему или смеяться. Он улыбается счастливой улыбкой.
— Коня? Какого коня, папа? — Интонация — естественный восторг. Выражение лица — недоверчивая улыбка. Это необходимо, этого от него ждут. — Но у меня уже есть лошадь, — говорит он наконец.
— Да, но тебе подарили настоящего коня. Чистокровного жеребца.
— Но…
— Его только что привели.
— Да, но…
— Он уже стоит у нас в конюшне.
— Да, но откуда он взялся? Кто его привел?
При этом он думает: у меня нет времени еще на одну лошадь. Почему никто сначала не поговорил со мной? Что мне с ней делать? Чем я был занят? Транспонировал свое сочинение из одной тональности в другую? Он пытается мысленно вернуться к своей работе, но отец говорит:
