Я лежу, слушаю ее сонное посапывание и чувствую дыхание какой-то жути. Я мечтал об Ане. Мечтал о смерти. О невозможном. А если я мечтал вовсе не о том? Если кожа, которую я ощущал кончиками пальцев, принадлежала вовсе не Ане? Может, это была кожа ее матери? Которая чуть не утонула. Которую я бесстыдно хотел. Ее зовут Марианне Скууг. Ей сильно за тридцать.
В эту минуту просыпается Ребекка.
— Хороший ты парень, Аксель Виндинг. Ты это знаешь? — спрашивает она.
— Нет. Не знаю, — честно отвечаю я.
Она обнимает меня. Смеется.
— Я так и думала. Мы должны постараться, чтобы у нас все опять стало хорошо. На земном шаре не так уж много хорошего. Словом, дорогой, это конец. Обещаешь мне это?
— Да, обещаю.
День в полном разгаре. Время перевалило за полдень. Давно пора встать с постели, пятна на простыне, пятна на совести. Мы сидим на кухне, нам обоим хочется есть, но едим мы с трудом. Воспоминания о вчерашних событиях возвращаются к нам с полной силой. Я вижу, как тяжело Ребекке.
— Ты думаешь о Кристиане, — говорю я.
— Не больше, чем я думаю о тебе и о том, что случилось вчера, — отвечает она. — К тому же я знаю, что Кристиан однажды тоже проделал нечто подобное.
— Значит, то, что произошло ночью между нами, — это с твоей стороны только месть Кристиану?
— Нет, ты меня неправильно понял. Я хотела этого. Мне самой это было необходимо.
Она смотрит на меня почти с мольбой.
— Давай не будем больше об этом говорить, — предлагаю я.
— Согласна. Никогда! — Она через стол хватает мою руку. — Но я знаю, что отныне мне каждый день будет тебя не хватать.
— Ты выбрала Кристиана, — напоминаю я ей.
— Да, я выбрала Кристиана. Но это совсем другое. Нельзя разрывать помолвку всего через пару месяцев, что бы ни творилось у тебя на душе.
Да, думаю я, конечно нельзя.
— Я не могу больше здесь оставаться, — говорит Ребекка. — Ты заметил, как тут вдруг все изменилось? Даже свет уже совсем не тот, что прежде. Мне надо позвонить родителям. И Кристиану. И меня это пугает. Ты вернешься сегодня со мной в Осло?
Я киваю.
— Что ты будешь делать, Аксель?
— Не знаю.
— Ты всегда так говоришь. Тебе все равно скоро придется сделать выбор. Но в нем так легко ошибиться!
— Однажды ты мне это уже говорила.
— Но ведь это правда.
— А ты сама уверена, что сделала правильный выбор?
— Абсолютно, как только можно быть уверенной, оставаясь человечной. То, что произошло ночью, было человечным.
Отпуск кончился для всех, не только для нас. Мы с Ребеккой об этом даже не подумали, забыли, что сегодня воскресенье и в Норвегии конец «общего отпуска». Мы с ней сидим в ее новом «Сааб-кабриолете». Фабиан Фрост подарил его дочери прошлой осенью, когда она получила водительские права. В этой части страны стоит влажная, липкая жара. На шоссе Е-18 по направлению к Телемарку машины ползут со скоростью улиток. Нам трудно разговаривать друг с другом. Между нами возникло какое-то напряжение. Я чувствую, что Ребекка хочет поставить точку на том, что произошло между нами, что она сознательно держит меня на расстоянии. Наверное, мы испортили нашу дружбу, думаю я. Наверное, теперь она будет меня избегать. Не слишком ли высокой оказалась цена за эту ночь? За несколько грешных счастливых минут отдана теплая многолетняя дружба, доверие друг к другу и духовная близость. Я знаю, что мне будет не хватать долгих вечеров, проведенных с нею на даче Фростов, музыки, которую мы исполняли друг для друга и к которой я буду возвращаться снова и снова, хотя играть мне придется теперь одному. Будет не хватать наших разговоров о жизни, о будущем. Соленых раков. Сухого вина. «Струнной серенады» Чайковского. Мне неприятно это внезапно возникшее между нами расстояние. Я осторожно кладу руку ей на колено.
