Справа от них в цокольном этаже их внимание привлекла похожая на огнедышащую ракету переливчатая красная стрелка, которая указывала на табличку, гласившую:
Стрелка резко устремлялась вниз, указуя на закрытую металлическую дверь с надписью:
ЗАПАСНЫЙ ВХОД
НЕ ПОДХОДИТЬ
НАРУШИТЕЛИ БУДУТ РАССТРЕЛИВАТЬСЯ
Дверь охранялась двумя вооруженными часовыми, которые стояли там, казалось, только для того, чтобы никого не подпускать к запасному входу. Большая желтая буква Б на глянцевитом черном фоне утешительно напоминала, что для удобства и защиты гостей и служащих здесь оборудовано новейшее бомбоубежище в стиле ретро.
У лифтов тоже стояли охранники, которые не говорили даже друг с другом. В лифте был установлен телевизионный монитор. Милоу и Уинтергрин не разговаривали и не шевелились, даже когда снова оказались наверху в главном вестибюле реального мира, где экскурсионные гиды вели экскурсионные группы от экскурсионных автобусов, припаркованных за вращающимися дверьми на зарезервированной площадке перед главным входом. Они так и не обменялись ни словом, пока не оказались на улице под моросящим весенним дождичком и не отошли подальше от величественного здания особых секретных проектов, где происходило заседание.
— Уинтергрин, — прошептал наконец Милоу, — а эти наши самолеты будут летать?
— А хер их знает.
— А как они будут выглядеть?
— Наверно, нам и это потребуется выяснить.
— Если от этого будет зависеть будущее мира, — сказал Милоу, — то нам, пожалуй, нужно заключить эту сделку, пока мир еще цел. Иначе нам никогда не заплатят.
— Нам понадобятся какие-нибудь чертежи. Ах, уж этот херов Стрейнджлав!
— И какой-нибудь текст для рекламной брошюрки. Кого бы нам для этого раздобыть?
— Йоссаряна.
— Он, наверно, будет возражать.
— Ну и хер с ним, — сказал Уинтергрин. — Хочет возражать — пусть себе возражает. Мы насрем на этого хера еще раз. К херам собачьим! Пусть себе этот херов хер возражает, это все равно ни хера изменит. Мы что, не можем насрать на этого хера еще раз? Вот дерьмо.
— Напрасно ты столько ругаешься в столице, — сказал Милоу.
— Никто, кроме тебя, меня не слышит.
Вид у Милоу был не очень уверенный. Мягкий грибной дождичек сеялся вокруг него, проникая сквозь призматическую дымку, венком обосновавшуюся у него на челе.
— Йоссарян в последнее время опять слишком много возражает. Я чуть голову сыну не оторвал, когда он сказал Йоссаряну, что это бомбардировщик.
— Не отрывай сыну голову.
