— Нечего мне говорить, — откинул голову на подушку Еремей. — Попал по дурости. Не первый раз. Видно, так уж на роду всем русским написано.
— Да уж не первый, не первый, — голосом ледяной статуи подтвердил Широков. — Объект Батарейка, давая показания, отметил, что именно ты был тем мотоциклистом, который спас ему жизнь на Мещерском шоссе. Остановил вымогателей. Тройное убийство, чистый «глухарь». А тут вдруг для полицейских такая радость! Итого, лейтенант, на тебе уже четыре трупа. Если получишь пожизненные хотя бы за каждый второй, то их у тебя будет уже два. Не упускай шанс. Расскажи, на кого работаешь, и я запишу тебя двойным агентом, с риском для жизни выполнявшим задание Отдела физической защиты. И вместо тюрьмы ты получишь орден. Или два, по одному за каждый эпизод.
— Мне говорить нечего, — отрезал Варнак.
— А жаль, лейтенант, очень жаль, — причмокнул гость. — Если ты не желаешь помогать себе сам, то я тем более не смогу ничего сделать. На днях сюда должен приехать гражданин Белокотов, мы проведем опознание — и все… Я ему объяснил, что у нас есть хорошая возможность упечь в тюрьму по совокупности очень опасного преступника, и Батарейка проникся. Весьма. Просто рвется помочь следствию. Так что… Думай. Не стану больше отвлекать. Ты, главное, себя береги. И выздоравливай.
Физически Еремей Варнак восстанавливался довольно быстро: как только дырки зарубцевались — молодое тело стало легко набирать вес и силу. А вот умственно… Умственно Ерема никак не мог избавиться от ощущения, что продолжает вполглаза смотреть на мир из души волка, бегающего где-то по городским кварталам, играющего с девочкой, ловящего крыс и наслаждающегося текущей в горло парной кровью. Порою впечатления становились настолько сильны, словно он больше находился там, а не здесь, привязанным к больничной койке.
Правда, докторам он про свои галлюцинации предпочитал не говорить. Опасался, что залечат галоперидолами до полного растительного состояния или просто переведут в психлечебницу, и все — будет с клеймом на всю оставшуюся жизнь. И это — если дешево отделается. Могут ведь и скальпелем в мозгах покопаться. Поэтому о волке и крысах он молчал, всего лишь сладко причмокивая иногда без всякого повода, и отъедался супами и кашами, что выделяли ему по нормативу усиленного питания.
Веселье закончилось, когда через неделю после визита господина Широкова за ним и вправду приехал конвой, заковал в наручники и в зарешеченном броневичке, пахнущем типографской краской, покатил куда-то по городу. Через час они вышли во дворе, насквозь пропитанном ароматами жженой бумаги и свежего цемента, а легкий болотный дух выдавал близость большой проточной реки. Сами болота ощущаются чуток иначе — почти тот же запах на них тяжелый и стоячий, без свежести…
