В тире пахло масляной краской, а всё остальное было таким же, как и год назад: то же высохшее и почему-то не срубленное дерево у правой дощатой стены, оранжевый сейф — у левой, а на стенах возле прилавка весело пестрели плакаты-инструкции, как правильно стрелять, как устроены снаряд и бомбы, простая и атомная. И ещё здесь висело напечатанное огромными буквами объявление: «ЦЕНА ОДНОГО ВЫСТРЕЛА — ТРИ КОПЕЙКИ».
— А ты будешь? — Тётя Паша посмотрела на Макарку.
Он всегда собирал на что-то деньги и не тратил их на такие пустяки, как пульки, и тётя Паша давала ему их даром.
— Посмотрю.
Макарка и в самом деле стал смотреть, как Вася деловито переломил тяжёлое, тугое, густо смазанное маслом ружьё, как уверенно зарядил его, поднял, прищурив правый глаз, прицелился в кружок мишени возле медведя, стоящего на задних лапах. Вот мушка ружья медленно вошла в прорезь прицельной колодки. Вася нажал на спусковой крючок — сухой щелчок и слабая отдача в плечо. Медведь и не стронулся с места!
Ничего! Так бывает при первом выстреле. После долгого перерыва. Надо с минуту выждать, успокоиться и бить по другой мишени.
Вася навёл ружьё на мишень возле рыжей лисы и почувствовал, как неспокойно, как гулко бьётся его сердце. Даже в пальцах, сжимавших ружьё, отдавались эти толчки. Вася подождал, когда толчки чуть ослабли, почти замерли, нажал на спусковой крючок. Выстрел! Лиса и не шелохнулась на обитой металлом стенке тира.
— Ты чего это? — удивлённо спросил Макарка. — Плохо порубал сегодня?
— Не говори под руку.
— Ладно, Васята. Целься.
— Ты спокойней и не спеши, — сказала тётя Паша. — И не слушай этого баламута…
Вася поймал на мушку большую мишень танка, попал в него — танк крутанулся. Тут же запросто сшиб белку, которая грызла орешек. Чуть успокоился и решил испытать себя на целях посложней. Пальнул по сове с двумя мишенями: попадёшь в левую — откроется левый жёлтый глаз, попадёшь в правую — правый. Пальнул — и промазал. Послал пульку в крайнюю свечу над пластиковым бачком — мимо! Ещё выстрел, и снова промах!
Положил на прилавок ружьё и пошёл из тира. И услышал сзади Макаркин голос:
— Драпаешь, как Наполеон из Москвы! Погоди, Васята… Сказать хочу чего-то.
Вася не остановился. Он брёл по кипарисовой аллее к своему корпусу и думал: «Сколько я выбил из шести возможных? Только два… Как же так получилось?»
Главное теперь — не показать маме вида (папа в этих делах не очень догадливый), что с ним что-то случилось. Да и что особенного случилось? И всё-таки… С недавнего времени Вася стал замечать в себе — ему почему-то стала претить мамина жалость и даже излишняя забота о нём. А иногда хотелось и того, и другого… Очень! И чем больше хотелось, тем сильней что-то противилось внутри.
