Хлопнули двери лифта, и на пороге появился Генри Морган.
— Добрый день, перевозки «Фрейс»! — объявил он, сдвинув на затылок фуражку.
— Что это у тебя на голове?
— Настоящая фуражка перевозчика мебели. Это весь твой багаж?
— Все, что осталось. Все, что у меня есть.
Генри уставился на жалкую кучу скарба посреди комнаты — чемоданы, пакеты и печатные машинки — и покачал головой.
— Кто бы здесь ни побывал, поработали они основательно.
— Все из-за этого проклятого Дилана.
— Не грусти, парень. Начинается новое восхождение. Скоро ты получишь страховку и купишь новые вещи. Если пройтись по секонд-хендам на Сёдере, можно выкупить все до последней мелочи.
— Не нужен мне этот хлам, — ответил я. — Начинаю новую жизнь.
— Золотые слова! Вперед!
Мы вытащили вещи в коридор, втащили в лифт, а затем погрузили в пикап фирмы «Мёбельман», который Генри взял на время. Мы управились за час. Новую жизнь можно было начинать сию минуту.
Похоже, Генри продумал все до последней мелочи. Я мог почти без ограничений распоряжаться двумя комнатами: спальней, где стояла кровать Геринга, и библиотекой. Прежде я о таком и не мечтал. Печатные машинки я отнес в библиотеку, заодно отметив, что первоклассным чтением я обеспечен на несколько лет вперед. Чемоданы Генри оставил в спальне, где предварительно освободил шкафы и отмыл пол. В воздухе едва ли не пахло весной.
— Что скажешь? — поинтересовался он.
Я уселся на подоконник и выглянул на улицу. Обстановка казалась идеальной.
— У меня никогда не было такого отличного жилья, — чистосердечно признался я.
— Будет холодно, так и знай. Уже в октябре приходится искать дрова и топить печи. Стоит включить хоть одну батарею — и пробки в подвале тут же вылетают.
Показывая мне квартиру, Генри рассказывал о деде, которому она прежде принадлежала. Дед умер лет десять тому назад. Он был аристократом по фамилии Моргоншерна. Представителей этого рода осталось совсем немного. Щит с гербом рода можно было увидеть на стене Дома благородного собрания Риддархюсет. У деда Моргоншерны родился только один сын, отец Генри, и того уже не было в живых. Остались только Генри, его мать Грета и брат Лео. Но они носили фамилию Морган.
— Ты слышал о Бароне Джаза? — спросил Генри, когда мы добрались до бильярдной.
— Барон Джаза… — повторил я, улавливая в этих словах что-то смутно знакомое.
— Это мой отец, — подсказал Генри. — Он был пианистом — джазовым. Довольно известным. Когда он начал набирать обороты среди профессионалов, ему пришлось расстаться с фамилией Моргоншерна — нужно было что-то американское, вот он и стал Морганом. Кажется, это произошло во время войны. Бабушка чуть не слегла от злости, порвала с сыном — и он умер, когда мы с Лео были еще маленькими. Вскоре умерла и бабушка. Раньше это была ее комната. После ее смерти дед тут же устроил здесь бильярдную.
