Вот она, простая истина. От облегчения я даже рассмеялся — и, с кряхтением поднявшись на ноги, стоял теперь посреди дорожки, блаженно потирая взмокший лоб дрожащими пальцами — и с бессмысленной «кишечной» улыбкой (со стороны, вероятно, идиотской) глазея на заманчивые кусты. Розовые мордашки улыбались в ответ — они были расположены ко мне благосклонно.
Внезапно…
Как будто что-то неуловимое вторглось в мои шахматно строящиеся мысли и произвольно смешало их; я ещё не понял, в чём дело, но чувствовал — что-то изменилось.
Как, где?.. Я насторожился и замер. Нет, не показалось — перемена действительно произошла, и не где-то внутри меня, — а в самой что ни на есть внешней реальности. А именно — чуть-чуть другим стало звуковое оформление райских декораций. Что-то еле заметно примешалось к фоновому шелесту листвы и щебетанию крохотных птичек — какое-то иное щебетание, чей источник я пока ещё не мог определить, но уже чувствовал (скорее, чем слышал), что оно очень даже приятное, нежное и мелодичное. Впрочем, звук с каждой секундой приближался, и вот я уже слышал, что это — песенка:
«Я словами, как бусами,
Понапрасну увешусь,
Позабыв мизансцену
Счастливого сна…»
Голосок звучал уже совсем близко, я мог бы поклясться, что его обладательница где-то рядом, ну вот за тем кустом. Несколько секунд я, убогий старый советский обыватель, стоял пень-пнём, вслушиваясь в эту незамысловатую, но приятную мелодию и машинально, вполмозга размышляя о том, что, по-видимому, к кому-то с соседнего участка приехала погостить молоденькая внучка, — пока, наконец, неумолимость приближения загадочного голоска, который звенел уже почти над ухом, не вернула меня к действительности — какие, чёрт подери, тут могут быть соседи?! — и не бросила старого придурка в жар испуга и смущения, ибо я наконец, сообразил, что не галлюцинирую и не ошибаюсь и, похоже, в наш маленький мирок проник новый обитатель — женщина.
Женщина. А что, собственно, в этом такого уж удивительного? Почему я решил, что я единственный гость здесь? Только теперь я вспомнил слова Кострецкого о том, что Альберт, то есть президент Гнездозор, весьма активно общается с дамским полом. Что ж, вполне естественно и похвально в его тридцать пять, да, в общем, и в его семьдесят пять тоже. Конечно, у него не было никаких поводов менять свои привычки и на каникулах — даже, я бы сказал, наоборот.
Но я, старый дурак, вдруг отчего-то до ужаса смутился. «Говори со мной, будь со мной… Хоть секунду, хоть вечность…» Судя по тому, как вольно разливался её чистый голосок по окрестностям, эта девушка была частой гостьей на Даче, а, возможно, даже и фактической хозяйкой, — и я не знал, насколько она осведомлена обо мне и как я буду объяснять ей моё присутствие в её владениях — присутствие чужого, страшного, неуклюжего и вопиюще немодного старикана. В панике я сказал себе, что куда благоразумнее предоставить это тому, кто как раз и поставлен здесь для разруливания подобных ситуаций.
