Все эти сопли я списал на банальную послеродовую депрессию, естественную в её положении, — и ничуть не насторожился, я ведь и подумать не мог, что она способна ослушаться нас, своих самых близких и родных.
Дома всё как будто пошло нормально. Лиза, хоть и замученная хроническим недосыпом, казалась счастливой и довольной, никто не вспоминал о давних спорах, малыш с каждым днём всё необратимее становился Антошей, Тосиком, Чуточкой-Анчуточкой. Я, правда, замечал, что жена избегает называть сына по имени, больше сюсюкает и гулит. Сказать по правде, меня это скорее смешило, чем беспокоило. Но, о Господи, какой же удар поддых я получил, когда в один прекрасный день выяснилось, что эта упрямая ведьма тайком, прихватив мои документы, сходила куда надо (а я, старый чудак, и до сих пор не знаю, куда в таких случаях ходят-то!) — и всё-таки ухитрилась втюхать нам своего чёртового Альберта!
Я был в ярости. В шоке. Не знаю, как это назвать. Я ведь ее просил… Правда, я не рассказал ей предыстории. Но она, казалось мне, и так должна была пойти навстречу, раз я прошу. Это же естественно. Ведь я её муж. Я не разговаривал с ней два месяца. Просто не мог. А потом случилась эта трагедия (трагедия? трагедия?.. Сейчас я уже ничего не чувствую). От горя я забыл молчать. Я прямо ее обвинил. Кричал, что она виновата, что я ведь предупреждал ее и вот из-за ее упрямства имя повлияло… Называл убийцей. Потом ушёл (благо мне хватило ума не прописаться в их квартире). Я видеть её не мог. Сразу собрал вещи и уехал домой. Какое-то время глушил, не просыхая, но, слава Богу, сумел вовремя прекратить. Старики чуть не на коленях ползали — умоляли нас помириться, да и сама Лиза, привязчивая душа, кажется, была не против, — но для меня — после всего случившегося — это было просто физически невозможно.
Никто так и не понял, что со мной произошло. Ещё бы, они ведь не знали ту историю. А рассказать я им не мог. Я этого никогда и никому не рассказывал. Даже самому себе. Бывают такие моменты в нашей жизни, куда мы боимся заглядывать лишний раз. Это не всегда что-то серьёзное. Не обязательно преступление или подлость. Это может быть сущая мелочь. Мне даже кажется, что это, как правило, и бывает мелочь. Но такая, что способна изгрызть душу хуже самого страшного злодейства. Так было и у меня. Именно тогда я понял, что банальный стыд может влиять на человека куда сильнее любых соображений здравого смысла, не говоря уж о милосердии и нравственных принципах. Кто этого не испытал — вряд ли поймёт.
