— Прирученные цыгане с медведем сплясали старинный туркменский романс Мы живем по углам пиктограммы.
— На потеху публики, пленные гуцулы спели несколько вульгарных тирольских песенок.
Закончился концерт, как всегда, — тривиальной пьянкой.
* * *
Выходя из белой юрты фюрера, Мюллiр всегда чувствовал, в самых потаенных углах своего организма, необычайный прилив сил и жизненной энергии. Оперативные заседании у вождя были сравнимы (по кайфу) лишь с уколом кожаной иглой.
Как не верти а за время Совета высшие чины рейха успевали испытать все чувства, присущие приматам: это страх и радость; внезапное падение и мгновенное возвеличивание; бешенство и фригидность; хвалу и посрамление. Да, в пылу эмоционального общения и генерации идей, вождь был непредсказуем. Когда Хитлер впадал в раж — он становился похож на поп-звезду, т. е. заводил толпу с пол-оборота.
Единственный обряд, который всегда соблюдался в конце каждого заседания — это сытный обед из плова с бараниной и кумыса. Однако, эта сторона общения не вызывала у шефа гестапо особых эмоций (ведь плотно набить брюхо он мог и дома), а вот, что касалось подпитки идеями… Это да! Это другая песня!
После этих посиделок, Мюллiра распирало от жажды действия. Он готов был сокрушать горные хребты и рвать деревья с корнями. Но сейчас он был счастлив по особенному. Именно сегодня фюрер открыл оберст-гестаповцу один из законов управления персоналом. Правило было таково: Чем больше запугаешь подчиненных — тем легче потом с ними работать!
Вроде бы, на первый взгляд, ничего необычного в этих словах не было, ведь Мюллiр давно воспитывал своих сотрудников тем, что периодически хлестал их ногайкой по лоснящимся спинам.
Но, здесь он (как раз к месту!) вспомнил те слова, которые ему сказал на допросе чревовещатель-диссидент Бэгэ Гребеньщиков. Итак, зажав пальцы музыканта дверным косяком, Мюллiр добился от Бэгэ откровенности: Надо постичь ширину в глубину, а высоту в долготу! А теперь отпусти меня, фашист проклятый!
Тогда гестаповец принял эти слова за пароль… И только теперь к нему пришло озарение!
Спустившись в подвал, в свою тайную канцелярию, Мюллiр приказал построить весь списочный состав.
— Сейчас, — сказал он — Я буду произносить речь, а вы станете мне аплодировать!
— Итак, водятся у нас в государстве такие странные люди, как социологи, — издалека начал Мюллiр, — Они зело независимы. Но, вот что странно — эти сукины дети тоже хотят кушать. Они шныряют по стране и вынюхивают общественное мнение, затем они обрабатывают собранную информацию, дают бумаги на ознакомление нашему дорогому фюреру и только после этого презентуют её, как демагогию. А демагогия, между прочим, переводиться с греческого, как голос народа!
