Вышагивая по комнате-клетке, Троцкий не мог не думать, что поражение оппозиции поколебало его сторонников. Зиновьев и Каменев при встречах твердили ему:
— Лев Давидович, пришло время, когда мы должны иметь мужество сдаться.
— Если нужно такое мужество, чтобы сдаваться, и это все, что нам необходимо, то революция к этому времени победила бы во всем мире[136].
Растерянные союзники принесли однажды вечером Троцкому два варианта заявления лидеров оппозиции XV партийному съезду. В них была выражена готовность к капитуляции. Троцкий согласился подписать один вариант лишь после того, как в него была внесена фраза о праве каждого оппозиционера защищать свои взгляды. Подумав, лидер левых добавил: "…считая само собой разумеющимся, что освобождение товарищей, арестованных в связи с их оппозиционной деятельностью, абсолютно необходимо"[137].
Как ответил Сталин на это заявление? 3 декабря 1927 года в своем четырехчасовом отчетном докладе на XV съезде партии он выделил специальный раздел "Партия и оппозиция". Сказав, что оппозиция в своем заявлении утверждает, что "будет подчиняться всем решениям партии", Сталин сделал паузу и ответил под громкие аплодисменты зала:
— Я думаю, товарищи, что ничего из этой штуки не выйдет.
Далее, вновь сделав паузу, добавил: "Говорят, что они ставят также вопрос о возвращении в партию исключенных", а затем сказал:
— Я думаю, товарищи, что это тоже не выйдет.
Зал вновь взорвался продолжительными аплодисментами.
Заканчивая рассмотрение вопроса об оппозиции, Генеральный секретарь подытожил: "Она должна отказаться от своих антибольшевистских взглядов открыто и честно, перед всем миром. Она должна заклеймить ошибки, ею совершенные, ошибки, превратившиеся в преступление против партии, открыто и честно, перед всем миром… Либо так, либо пусть уходят из партии. А не уйдут — вышибем!"[138]
Троцкий, читая в "Правде" доклад Сталина, все больше поражался самоуверенности и наглости человека, которого он так недооценил! А в отношении оппозиции Сталин еще раз высказался в заключительном слове 7 декабря. Не говоря уже о демагогическом содержании речи, сама форма критики была предельно унизительной. Троцкий подчеркнул карандашом:
"О речах Евдокимова и Муралова я не имею сказать что-либо по существу, так как они не дают для этого материала. О них можно было бы сказать лишь одно: да простит им аллах прегрешения их, ибо они сами не ведают, о чем болтают…
Всем известно, что Раковский наглупил на Московской конференции по вопросу о войне. Сюда пришел он и взял слово, видимо, для того, чтобы исправить глупость. А вышло еще глупее".
