Когда оппозиция столкнулась с критикой, поношениями, репрессиями, прикрываемыми высокими ссылками на привычные догматы, многие заколебались, усомнились, растерялись. Оказалось очень мало людей, способных переступить через постулаты, отодвинувшие в тень завоеванную свободу. Оппозиция — это подсознательная попытка нащупать пути к утраченной свободе. Догматизированное мышление в конце концов перекрывало пути инакомыслию. Троцкистско-зиновьевская оппозиция, как ее именовали (а по сути — активные представители левого крыла партии), стояла перед выбором: или постепенное уничтожение, или унизительная капитуляция. Подавляющее большинство выбрало второе.
Вскоре после слабого протеста, направленного в ЦК по поводу травли Троцкого, те же авторы шлют новое послание:
"В Центральную контрольную комиссию ВКП(б)
Мы, нижеподписавшиеся, настоящим заявляем о своем согласии с генеральной политической линией партии и нашем разрыве с оппозицией… С теорией перманентной революции Троцкого ничего не имеем общего… Мы снимаем свои подписи с фракционных документов и просим принять обратно в партию…
Радек, Смилга"[102]
Я подробно остановился на духовной одиссее Радека с тем, чтобы показать, что подобный путь политической и идейной капитуляции прошли большинство сторонников Троцкого. Что касается Муралова, Преображенского, Пятакова, Серебрякова и других единомышленников Троцкого, то каждый из них по-своему "выпал" из рядов оппозиции или просто был вынужден замолчать. Например, Преображенский — крупный ученый-экономист — видел волюнтаристский подход Сталина к проблеме преобразования города и села. Троцкий был с ним весьма откровенен. Но Преображенский где-то внутренне не принимал радикализм Троцкого, что ускорило их разрыв к концу 1928 года. Пятаков был человеком с "административным мышлением" и недостаточно тонко чувствовал политические нюансы. Пятаков ушел от Троцкого раньше других. Антонов-Овсеенко, будучи беспредельно преданным социалистическим идеалам, связывал будущее не с Троцким, а с дальнейшим развитием революции. Муралов был близок Троцкому по гражданской войне. Этот человек, так много сделавший для революции, был привязан к бывшему наркомвоену лично, переживал за него, часто говорил, что "в партии неладно". Троцкий весьма ценил Серебрякова, считал его достаточно способным и интересным человеком, доверял ему. В апреле 1926 года в своем письме Леониду Петровичу Серебрякову он сообщал:
