— Я схожу, подгоню машину, — сказал Ахмед, который (надо отдать ему должное) практически на целый день самоустранился из нашего общения, давая мне время немного войти в тему.
На Согратль спускались сумерки.
Удаляющийся звук шагов по мощеной камнем улице походил на ритм разминающегося танцора-чечеточника.
— Я тебе скажу, Василий, почему нас, согратлинцев, называют ваххабитами. Потому что мы в основном не идем на поводу у властей, мы не кричим «ура» по всякому поводу. Имеем свое собственное мнение обо всем происходящем. Тебе, наверное, Али и Ахмед говорили, что существует согратлинский общественный совет. Это наш парламент, и все наши проблемы решаются в нем. Разумеется, есть официальный глава администрации района и другие люди, которые наделены государственной властью. И им может не понравиться, что мы обращаемся в совет, а не к ним. Нас называют ваххабитами только потому, что мы в этом государстве не являемся послушным стадом… Вот скажи: обязан ли я любить, допустим, Путина?
— Нет…
— Нет, конечно. Обязан ли я любить президента Дагестана? Нет, конечно.
— Я тоже.
— И я не пойду за ним. Другое дело, я не имею возможности противостоять его политике. Я вынужден подчиняться силе, да. Но хотя бы словесно, хотя бы в душе я имею право быть не согласным с этой политикой.
Я все-таки набрался духу, чтобы возразить:
— Вы не согласны по-своему, а молодежь — по-своему. Не боитесь, что террор связан как раз с таким несогласием, которое не знает другого выхода, кроме насилия?
— Если вы так боитесь инакомыслия — истребите всех несогласных. Но я тебе скажу вот что: благодаря деятельности Согратлинского общества из нашего селения ни один человек не уходит в лес с оружием в руках. Потому что мы стараемся решить свои проблемы сами, своими силами. И если у кого-то из молодых людей есть проблемы, мы их поддержим, чтобы они не пошли в лес. Из нашего селения ни одного человека там нет. Такое самоуправление, конечно, властям не нравится. Наших представителей несколько раз принимал предыдущий президент Дагестана. Несколько раз — нынешний. Они чувствуют добро, которое делает наше общество. Знают, что оно держит под контролем всех согратлинцев — а нас более шести тысяч человек. Но в то же время власти считают, что за нами нужен глаз да глаз… Вот поэтому нас называют «ваххабитами»: им удобнее, чтобы за нами что-нибудь да было. Другого языка они не знают. Они демократической формы правления не знают. И боятся ее.
