Медлить было нельзя. Прежде чем немец успел открыть рот, Христофор Николаевич приставил к его груди «вальтер» и на отличном немецком сказал: «Для вас, герр оберлейтенант, война закончилась! Услышу хоть звук, сразу же пристрелю! Заходите в ларек! Посмотрите в сторону или сделаете лишнее движение, спущу курок и себя застрелю!» — пригрозил он ему.
Спустя какое-то время из ларька вышли обезоруженный, слегка бледный офицер и Христофор Николаевич, весело поприветствовав миновавший их военный патруль, они сели в офицерскую машину, подсадили по пути ожидавшую у въезда в город Терезину и уехали.
Этот «язык», которого привез Христофор Николаевич, оказался бароном Готфридом фон Фалькенштейном, племянником оберштурмфюрера Ганса фон Фалькенштейна. Дядя постарался устроить так, чтобы молодого Готфрида не отправили на Восточный фронт, и привез его в свой гарнизон.
После того как допрос был закончен, Эдо Дельграто предложил расстрелять пленного.
Мы с Христофором Николаевичем были против: «Ни в коем случае. Возьмем с него честное слово и отпустим в Лозанну, в Швейцарию!..».
Эдо Дельграто очень разозлился и прямо обвинил Христофора Николаевича в измене: «Думаешь, я не знаю, что эта псина приносит тебе письма барона. Он ведь ее хозяин, следовательно, ты, братец, немецкий шпион!».
Это было весьма серьезное обвинение и все, кроме комиссара «Чиро», взглянули на Христофора Николаевича с подозрением.
Он лишь улыбнулся и произнес: «Подождем до вечера…».
А вечером приключилась интересная история. Сначала примчалась Фрида, покружила, как обычно, вокруг Христофора Николаевича, потом унеслась куда-то, а спустя какое-то время вновь появилась с человеком в гражданской одежде.
Человек этот подошел к Христофору Николаевичу, поздоровался с ним и спросил о Готфриде.
Готфрида привели.
«А вот теперь обоих вместе расстреляем», — обрадовался Эдо.
Однако тут вмешался комиссар «Чиро»: «Этой же ночью переправим обоих в Лозанну, так как бароны поклялись, что больше не будут воевать».
«Мы за них ручаемся», — в один голос воскликнули я и Форе.
Эдо Дельграто от злости прикусил язык.
Провожая дядю с племянником, Христофор Николаевич слегка загрустил.
«А как быть с нашей Фридой, барон?» — спросил он.
«Пусть сама решает, с кем ей оставаться, — ответил немец и сменил тему. — Знаете, зачем я не расстрелял вас тогда в Крушино, когда вы залепили мне пощечину?».
«Зачем же?» — поинтересовался Христофор Николаевич.
«Затем, чтобы вы отплатили мне той же монетой, — улыбнулся ему барон и заметил: — Когда закончится война, обязательно приезжайте ко мне в Кроненбург, у нас там фамильный замок и много плодовых деревьев».
