Худшей проблемой стало нарушение разнообразия. Ты можешь маршировать час или два, радостно передвигать ноги и позволить своему разуму улететь от всего этого дерьма так, что ты не замечаешь кусачий холод или постоянную боль в спине и в ногах. Но затем, тебе нужно забраться на гору или вроде того, или снег становится слишком мягким и ускользает из под ног, или ты почти влетел в ледяную расселину — все это полностью ломает ритм и тебе приходится действительно тяжко, чтобы вернуться в свое комфортное, оцепенелое состояние.
Полная информационная блокада тоже влияет на твой разум. Я думал об этом, пока тащился вперед. Не было никакой связи с базой или даже с армией в следующей долине. Мы полностью изолированы. Мы шагаем туда, только для того, чтобы сражаться и умирать. Никто не ждет, что мы вернемся, они просто надеются, что наши смерти заставят орков задержаться на день два, пока они построят еще больше баррикад и подведут больше солдат с других застав. Пушечное мясо, вот кто мы. Корм для орков, который они будут пережевывать некоторое время, а может даже немного подавятся, и тогда все закончится. Один Император знает, чему радовался Кронин. Горячая ванна, кажется, теперь находится в тысячах километрах и прошло несколько лет, хотя всего лишь три дня.
Если вы спросите меня, то Крагмир это два разных мира. Один из них внутри станций. Уютный, цивилизованный, теплый. Другой на поверхности, где снежные вихри разрывают снежные равнины, бури могут сорвать кожу с человека и хищники, размером с боевой танк, дерутся друг с другом за крохи драгоценной еды. Одна планета, два мира. И мы застряли в самом неприятном.
Я пристально наблюдаю за Полковником последние несколько дней, и, кажется, он изменился. Он, кажется, взволнован чуть больше обычного, подгоняет нас сверх своей обычной безразличной неумолимости. Все это дело, как нас перенаправили на Крагмир, по какой-то причине беспокоило его, а значит, беспокоит и меня. Если что-то тревожит Полковника, то возможно это сильно, очень сильно огорчит меня. Все же, казалось, что мы ничего не можем с этим сделать, поэтому я пытаюсь не особо напрягаться. Проблема в том, что я просто тащусь вперед, и у меня слишком много времени, чтобы думать, и из-за этого я впадаю в депрессию. Я не люблю думать о будущем, потому что не знаю, будет ли оно у меня вообще. Да и в данный момент у меня только одна дорожка.
СЕГОДНЯ умер Бракстон. Этот тупой фраггер выскользнул из нашего тента и попытался сбежать. Для начала он побежал вообще не туда, еще сильнее углубляясь в глушь. Мы нашли его тело на марше, пару часов спустя. Он соскользнул в узкую расселину, и зазубренный лед разорвал его шинель полосками. Его тело вмерзло всего в паре метров от дна расселины, его лицо выглядело слишком безмятежным, с учетом того, что его кровь замерзла в венах. До самой смерти он, должно быть, оставался в сознании, так считает Гаппо.
