Казейник Анкенвоя | страница 4



Я пишу «возможно», поскольку допускаю существование всего, что ни есть. Иными словами, я допускаю существование мистики, параллельных миров, артефактов, черных дыр, кротовых нор, зеленых карликов и оторванной пуговицы от плаща, пропавшей где-то в недрах моей квартиры. Так или иначе, но сосед по малой нужде загнал Геннадия в свободную кабинку, нагнул головой в унитаз и проверил действие сливного бачка. Бачок был в исправности. К столу Геннадий прибыл умытый и задумчивый. В период нашего короткого знакомства Геннадий регулярно ставил меня в тупик. Его простодушная логика решительно сбивала меня с толку, заставляя усомниться в привычных истинах. Когда он криво поклеил обои в комнате моего товарища Устинова, я обозвал работу Геннадия халтурой.

- Халтура за деньги, - тотчас последовала его реплика. - А здесь я бесплатно клеил. Здесь я шефством беру.

Чтобы как-то прикрыть его шефство, я присобачил на стену плакат-репродукцию с картины «Женщина, взвешивающая жемчуг».

- Стыдно посмотреть, - тотчас последовала реплика Геннадия. - Халтура.

- Разумеется. Вермеер за деньги писал.

- Халтура, как видимость, - развил Геннадий. - Обман товарища. Подделка чистой воды.

- Да, это копия, - не стал я оспаривать. - Подлинник экспонируется в Национальной картинной галерее города Вашингтон.

- И там копия. Подлинник, я так себе думаю, на кладбище. Все ваши картины для видимости. Списанный материал.

- Это искусство, Геннадий, - попытался я оправдать в его глазах труд величайших мастеров. - Красота, если угодно. «Красота спасет мир», ты слышал такое выражение?

- Грубое выражение, - убежденно ответил Геннадий. - Искусство произошло от слова «искусственный». А искусственный значит не настоящий. Сплошная подделка. Вопросы?

- Один. Ты где набрался этого дерьма?

- Я всего-то принял по сто пятьдесят. Портвейн «Кавказ». Хороший. Будешь?

Портвейн «Кавказ» отбил у меня охоту спорить с Геннадием на весь остаток жизни. Это ретроспективное отступление я посвящаю всем искусствоведам, и на том спешу вернуться к Словарю. После отмеченного в кафе «Синяя птица» судьбоносного поворота, встречал я его довольно редко. Вернее, часто. Фактически тогдашнее бытие определило мое сознание, как помраченное. А помраченному сознанию трудно оценить частоту каких-либо встреч. Словарь, между тем, погрузился в атмосферу новых для него впечатлений. Погружение первое. Словарь удручен и разочарован. Детские мечты его на поверку оказались досадной химерой.