Радист был под сильным впечатлением от увиденного сегодня. Перед глазами мелькали эпизоды всего пережитого, поразившего его. В каких же невыносимых условиях выживает человек! Жалобы жителей Московского метро на лишения и трудности существования отсюда выглядели преувеличенными. На самом деле, их жизнь минчанам показалась бы раем. Да, в Москве был голод, но только на самых неблагополучных станциях. Там не посылали людей в радиоактивное пекло. Там не было агрессивного леса с его лесниками под боком. Там не женились дети, чтобы быстрее получить от недолгой жизни все, что она может дать.
Ему захотелось вернуться домой, в Москву, в Полис. Там его не любили, но там была безопасность, сытость, и не надо было мучиться от постоянного ощущения чужого горя и страдания.
Его размышления перешли в неспокойную дрему, сопровождавшуюся кошмарами. В них Игорь один продирался в туннеле по местному лесу. Кругом на стеблях висели полуистлевшие, мокрые и вонючие трупы людей в форме военных Рейха. Он уже чувствовал, как отовсюду выпархивают смертоносные побеги растения. Его вот-вот достанут. Лес начал его обхватывать побегами за ноги и за руки. Лес шептал девичьим голосом:
— Мой миленький, мой хороший…
Побеги леса совсем сковали его тело, он не мог шелохнуться.
В этот момент Радист открыл глаза и едва не вскрикнул. Он сразу не понял, в чем дело, а когда понял, то резко отстранил от себя девичье тело. Перед ним была малолетняя вдова Катя, которая лежала рядом, цепляясь за него руками. Она была совершенно голая. Радист ошарашенно спросил:
— Ты чего?
Катя горячо зашептала:
— Не бойся, мой миленький. Только люби меня, только не прогоняй!
От Кати исходил сильный запах пота, немытого тела и прокисшего молока. Женского молока. Игорю стало противно и одновременно стыдно при мысли, что его могут сейчас увидеть уновцы. Он снова раздраженно оттолкнул Катю:
— Уходи, Катя, уходи! Я не хочу!
— Но почему? Ты ведь не знаешь, какая я! Я же больше ничего не прошу у тебя.
И тут неожиданно он услышал из-за стенки знакомый голос:
— Кать, оставь его в покое и иди к своим детям.
Внезапно Катя разрыдалась и вскочила на ноги:
— Да что тебе мои дети?! — обращаясь к стенке, воскликнула она. — Потому что у тебя своих нет? Что вы все на мне крест-то поставили? За что мне такое наказание?!
Одеваясь на ходу, она выбежала из палатки, громко и уж совсем по-детски всхлипывая. Несколько минут было тихо, и Радист лежал, ошарашенный происходящим. Потом он услышал снаружи голос Светланы:
