— Теперь не шевелитесь, пожалуйста, — сказал фотограф. — Кстати, это будет рентгеновский снимок, специально ради сэра Бернарда Клиптера.
Сэр Бернард с трудом удержался, чтобы не накричать на этого малого — взять и спросить его, что это еще за оскорбительные намеки. Он пришел к выводу, что не может больше полагаться на свои глаза и уши. У него было впечатление, будто он одновременно находится в обеденном зале и в каком-то кошмарном сне. И кошмар может взять верх.
— Смотрите на череп, смотрите все, — кричал фотограф. — Должен получиться замечательный рентгеновский снимок, и я уверен, что Королевский хирургический колледж захочет иметь один экземпляр. Сэр Бернард, пожалуйста, держите позвоночник как можно прямее.
Вспышка не походила на обычную вспышку магния. Она была гораздо сильнее — от ее лилового света стало больно глазам. Когда дым медленно рассеялся, весь зал выглядел иначе. Он стал больше, но потускнел. Черная с белым одежда присутствующих, их розовые и пунцовые лица, яркие тона цветов, вин и украшений — все словно поблекло или покрылось серой пленкой, а лампы, которые только что ярко сверкали, теперь едва светили, и даже самый воздух стал тяжелее и плотнее. Находиться в таком зале было не очень приятно. Это было место из страшного, дурного сна.
— Господин председатель, милорды, джентльмены, — закричал распорядитель, — прошу наполнить бокалы и соблюдать тишину: слово имеет председатель.
Знакомые слова, но голос, произнесший их, был высоким и тонким, как вой ветра. Краем левого глаза сэр Бернард увидел лицо над красным фраком распорядителя: на побелевших костях лишь кое-где виднелись клочья мяса.
Лорд Купинг предложил традиционный тост. Сэр Бернард слышал его, но голосок был таким тонюсеньким, что он с трудом разбирал слова — слабый крик ослабевшего, измученного путника, погибающего в глубине пустыни.
Сигара, которую сэр Бернард получил вместе с кофе и бренди, была отличная большая «Гавана», и он закурил ее с огромным удовольствием. Он считал, что сигара успокаивает и способствует восстановлению душевного равновесия. Но вскоре он обнаружил, что к его сигаре это не относится. У нее был вкус и запах чего-то горелого, а аромата не больше, чем от костра, на котором садовник сжигает сорную траву. Она с поразительной быстротой превращалась в пепел, маслянистый и серый, покрывавший все вокруг. Уверенный, что ему попалась испорченная сигара, сэр Бернард взял другую, но и эта вела себя точно так же — после нее не осталась ни вкуса, ни запаха, ничего, кроме золы, пепла, праха.
