«Джозеф, если бы у тебя было трое детей, и один из них отставал в школе, ты сказал бы ему, что разочаровался в нём?»
«Нет», – ответил я. И внезапно меня озарило. Моя книга – это мой ребёнок, и я не должен говорить, что он чем-то хуже других моих детей. Я почувствовал это так остро, что практически расплакался в ресторане.
«Ты понял, Джозеф, – сказал доктор Хью Лин. – Ты должен любить всех своих детей».
Я испытал огромное сожаление, что отвернулся от своего «ребёнка» за то, что он отставал в школе жизни. В уме я начал повторять слова, обращаясь к Богу: «Я люблю тебя», «Мне очень жаль», «Пожалуйста, прости меня» и «Благодарю тебя», сохраняя чувство к моей книге в своём сердце. Позже, когда я пришёл домой и увидел свою книгу, я прижал её к своей груди, обнял её, выражая свою любовь и прося прощение за то, что не ценил её просто за её существование.
Позже, когда я отвозил доктора Хью Лина в мой дом в Уимберли, штат Техас, он сказал, что видит внутри меня эльфа.
«Кого?»
«Эльфа», – ответил он.
Я привык, что доктор видит вещи, которых не вижу я. Он не называл это физической возможностью, – скорее, это напоминало раскрытие скрытого в каждый момент времени.
«У эльфа большие глаза и большие уши. Он хочет оставаться внутри и не показываться на публике».
«Это та часть меня, которая хочет оставаться дома и работать за компьютером, а не общаться с другими людьми».
«Есть и другая твоя часть, которой нравится свет рампы».
«Две трети меня хотели принять участие в шоу Ларри Кинга и Опры Уинфри, – подтвердил я, – но последняя часть хотела остаться в тиши дома».
«Твой эльф заботится о твоем здравомыслии», – объяснил доктор Хью Лин. – Люди, которые во что бы то ни стало хотят стать знаменитостью, становятся одержимыми. Люди, которые хотят уединиться в пещере, прячут свой свет за камни. Тебе удаётся сохранять баланс».
Вечером того же дня я рассказал моей любимой Нериссе о своем эльфе.
«А что будет, если эта часть тебя захочет выйти на сцену?», – спросила она.
«Я не знаю».
Помолчав, она сказала: «Думаю, его зовут Спрайт [2]».
«Спрайт?»
«Да, Спрайт. Мне кажется, это имя подходит».
Я рассмеялся и вынужден был согласиться. На следующий день, когда я рассказал доктору Хью Лину, что Нерисса назвала мою внутреннюю часть Спрайт, он громко рассмеялся. Это имя ему понравилось.
«Спрайт похож на свет», – продекламировал он.
Через день после того, как я оставил доктора Хью Лина в своем доме в Техасе, я поехал на встречу с ним. Он сидел за столом вместе с двумя мексиканскими женщинами, которые, казалось, ловили каждое его слово. Он подозвал меня ближе. Я сделал себе кофе и хотел сесть в кресло позади доктора.
