Аллеин обратился к Богу, он мог это делать:
— Господь, что-то странное происходит с людьми. В их мыслях и чувствах появилось нечто, пугающее меня. Ответь мне, Господи. Прикажи, что мне делать?
Прежде, когда Аллеин обращался так к Богу, он тут же получал ответ. Но на этот раз ответа не было. Не было впервые за тысячи лет!
— Что происходит, Господи?! — воскликнул Аллеин.
Молчание.
Аллеин не знал, что ему делать: то ли лететь вверх, к Богу, то ли вниз — на Землю.
Он полетел вверх. Но знакомый межпространственный тоннель, ведущий к Богу, был закрыт… Ужас охватил Аллеина. «Бог больше не хочет слышать, что происходит на Земле. Он отвернулся от людей. Почему? Может быть, дело в том, что он отдал мне Лийил?» Не было ответа. Внутри у Аллеина все затрепетало, он бросился вниз, на Землю.
Он летел над Землей, торопился изо всех сил. То, что Аллеин не мог видеть Бога и говорить с ним, что Бог по непонятным причинам отвернулся от людей и оставил его здесь, на Земле, одного, предоставив самому себе, — ничего более страшного, в понятии Аллеина, произойти не могло. «Значит, Конец света не только близок, он уже начался», — решил Аллеин.
«Что происходит? Откуда взялись эти странные чувства и звуки, разрушающие и без того нестройный хор из человеческих стремлений и переживаний?» — думал Аллеин, вглядываясь и вслушиваясь в надземный эфир.
Наконец Аллеину удалось справиться с волнением, он сосредоточился и напряг свой бесконечно совершенный слух, чтобы уловить лейтмотив раздражавшего его диссонанса, и это ему удалось, диссонанс многократно усилился и теперь зазвучал, как трубный глас, потому что шел от человека, дух[1] которого работал как своеобразный резонатор всех услышанных Аллейном шумов:
— «…Сотворил Господь мир для делания»[2] и мне нельзя останавливаться, надо совершенствовать творение, — именно эти слова в этот момент произнес на иврите пожилой мужчина, они были тут же поглощены звуконепроницаемой обивкой стен его кабинета, но Аллеин услышал их сердцем. И сердце Аллеина оборвалось. «Вот что все это значит! Он ведь абсолютно верит в то, что улучшает мир, забыв о том, кто есть совершенство, и результатом его трудов и будет Судный день».
— Как дела по проектам «Альфа», «Бета» и «Центавр»? — спросил мужчина, нажав на клавишу селектора.
Голос в селекторе стал делать доклад, в котором говорилось о работах по созданию искусственного интеллекта, расшифровке генетического кода и нейропрограммированию. Аллеину было совершенно неважно, о чем говорилось. Ему было важно, как этот человек, его звали Франц Зильберт, он был президентом какой-то транснациональной корпорации, слушал доклад. Он слушал его, ни разу не вспомнив о Боге, Книгу которого только что цитировал. «Он говорит одно, а думает другое. Цель его — не истина, а власть, нужная ему для совершенствования мира. А власти у него и сейчас — бездна… Какую ему еще власть надо?» Этот вопрос Аллеин оставил без ответа. «Ясно, все эти странные, пугающие звуки — это первые такты прелюдии последнего концерта. Прелюдии вечной тишины. Хватит. На сегодня хватит, — сказал себе Аллеин. — По-видимому, дело идет к Концу. И Бог теперь отвернулся от мира…»
