Он вернулся от своих мыслей к действительности лишь тогда, когда монах, работавший в саду, стал уходить. Пройди он мимо эконома просто так, Иоанн бы его и не заметил. Но монах на ходу что‑то напевал, и поэтому размышления Иоанна оказались прерваны.
— Молчание, брат мой, — укоризненно сказал Иоанн.
Монах опустил голову, тем самым прося прощения. Но не отошел он и на дюжину шагов, как принялся напевать снова. Иоанн в отчаяньи закатил глаза. Отобрать у этого монаха его музыку было практически невозможно, ибо он был ею так одержим, что не замечал того и сам.
Не будь его гимны столь прекрасны, подумал Иоанн, слово «одержим» в устах окружающих могло бы приобрести и иной оттенок. Но никакой демон не мог послужить источником вдохновения для такого блистательного восславления Троицы и архангела Гавриила, это уж точно.
Иоанн прекратил размышлять о напевавшем монахе. Ему надлежало побеспокоиться о других вещах, куда более важных.
* * *
— Номисма за этого осла, за эту воронью падаль? — Монах театрально хлопнул себя по остриженному лбу. — Золотой? Да окунет тебя Сатана в огонь и расплавленное железо за такую наглость! Уж лучше б ты, разбойник, попросил тридцать сребренников. Всего на шесть больше, зато всем было бы видно, какой ты Иуда!
Поторговавшись некоторое время таким свирепым образом, монах в конце концов купил осла за десять сребренников, что составляло менее половины первоначально запрошенной цены. Положив звенящие милиарисии в свой денежный мешок, торговец уважительно кивнул своему недавнему противнику:
— Ты очень ловко торгуешься, святой отец. Такого умельца я не встречал еще ни в одном монастыре.
— Благодарю тебя. — Внезапно монах показался тихим и стеснительным человеком, а вовсе не свирепым торгашом, каким был мгновение назад. Скромно потупив глаза, он продолжил: — Я и сам когда‑то был купцом, очень давно, еще до того, как нашел во Христе истину.
Торговец рассмеялся:
— Я мог бы догадаться и сам. — Он внимательно оглядел монаха. — Судя по произношению, я бы предположил, что ты с юга.
— Именно так. — Монах уставился куда‑то вдаль, охваченный воспоминаниями. — Я шел в первый раз с караваном в Дамаск. Я услышал монаха, проповедующего на рынке. Тогда я даже не был христианином, но мне показалось, что я услышал внутри себя голос архангела Гавриила: «Следуй!» И я последовал, и следовал все эти годы, и следую по сей день. Мой караван вернулся без меня.
— Воистину силен оказался зов веры, святой отец, — сказал торговец и перекрестился. — Но если ты когда‑нибудь пожелаешь вернуться в мир, разыщи меня. Я с удовольствием возьму тебя в дело — а доходы, которые ты несомненно принесешь, мы поделим честно.
