— А ну покажи ему, Семеновна!.. — слышит она со всех сторон.
— Ай Семеновна, ай кремень девка!
Что Семеновне остается делать? Она упирает руки в боки — и пошла, и пошла! Ну и плясала же она! И плечиками, как Проня Клопиха, поводила, и глазами во все стороны крутила. Дед Борька перед ней даже вприсядку заходил. Потом с ног Семеновны упали сандалии, и она стала плясать босиком. Совсем деда Борьку уморила:
Дорогой мой, дорогой,
Тебя в болото головой,
В маленьку болотнику —
Зачем завлек молоденьку!
Когда она кончила плясать, к ней со всех сторон потянулись руки. Просто руки и руки с конфетами. Дед Борька поднял ее и сказал:
— Ах ты кровушка ты наша, ах ты Семеновна…
Семеновна смотрела на всех и улыбалась. Это было хорошо.
Семеновна уж давно сидит за столом, ждет, когда бабка начнет кормить, а бабка все уговаривает гостей:
— Дорогие гости, может, где вас берегли и получше, но не побрезгуйте моим вдовьим ужином.
— Да не надо, да мы не хочим, — отвечают гости. Гостей под вечер собралось много: обедали у других родичей, а уж ночевать всегда принято у бабки Домаши: дом большой, семья маленькая, всем места хватит.
На лавках сидят дед Захар с бабкой Захарихой, четыре громадные девки — дочки Кольки Дуба — и его сын Ванька.
Сам Колька лежит на белом, выскобленном к празднику полу и храпит во всю носовую завертку.
Огромный, с неровными косыми плечами, он и правда похож на корявый дуб, покалеченный молнией.
— Уж чем богаты, тем и рады, — говорит бабка Домаша.
Бабка гремит ухватами, вытаскивает чугун–ведерник со щами, наливает в громадную чашку, раскладывает ложки.
— Да не надо, да мы не хочим, — поют свое гости.
— Пожалуйте к столу…
— Да не надо, да мы…
— Чего ты их уговариваешь? — не выдерживает Семеновна. — Не хочут они… А я хочу, — и чуть не слетает с лавки от бабкиного тумака.
Гости смеются и рассаживаются за столом. Дружно стучат о чашку деревянные ложки. Петька растягивает меха, и тоненькая жалостная мелодия со вздохом отлетает от гармони:
Трансваль, Трансваль, страна моя,
Ты вся горишь в огне…
Дед Захар, скривив страдальчески рот, поет о неведомой ему стране Трансваль.
— Домашк, — как сквозь вату слышит Семеновна, — девка–то заморилась… Неси спать…
Потом Семеновна ничего не слышит, потом опять слышит:
— А в Горелом болоте баба живет… Недобрая, у! Как станет на дорогу — все загородит, быдто копна…
— Хозяйка–то под стол полезла, глядь: а под столом хвост. И копыта, вот что еще, братцы вы мои. Она спички–то подобрала, а что дальше делать — не знает… А что тут сделаешь, когда пришелец какой с хвостом или недобрик у тебя сидит? Только и есть, что петуха ждать…
