Знавал он ее и потом. Не только свободные дни, но даже часы готов был Гагарин провести в мимолетном свидании с родными местами. Из Москвы на Гжатск дорога шла между спутанными ольхой Березовыми рощами. Поляны, заросшие иван-чаем, вдруг кидались ему в глаза праздничными красными платочками и тотчас исчезали, оставались далеко позади. Казалось что колеса вот-вот могут оторваться от серого полотна шоссе с черными заплатками свежего асфальта и упругое тело машины, набычась ветровым стеклом, рванет ввысь.
Скорость затягивает, от нее уже невозможно отказаться. А ведь он знавал скорость предельную, еще никем до него не испытанную. Космический прыжок остался в крови...
Те семь километров по дороге в Гжатск, когда Юрий сворачивал с большака и которые решительно ничем не отличались от предыдущей дороги; те полторы минуты, что приходилось пережидать у спущенного шлагбаума, пока товарный состав протрусит мимо, возвращали его, кругосветного путешественника, гостя многих стран и народов, к первоначальным впечатлениям бытия. Каждый куст, каждое придорожное деревце обретали свой голос и говорили на языке, понятном лишь им обоим.
На третьей от Солнца
планете
Была мировая война.
С.Бодренков
Кончался август. Рябины стояли красные как кровь. А кровь уже лилась неподалеку, только дети пока не понимали, что это такое.
У Юры была главная забота: собираться в школу. Слово «война», которое так всполошило взрослых, казалось ему непонятным и далеким. Даже телеги с беженцами, а потом и отряды отступающих красноармейцев - все это безрадостное копошение на дороге захватывало его тогда меньше, чем две новенькие тетрадки в косую линейку и обязательная для первоклассника чернильница-невыливайка. Наивная логика ребенка подводила к тому, что и война должна кончиться непременно ко дню первого сентября. Просыпаясь и засыпая под приближающийся гул артиллерийского обстрела, видя, как от подземных толчков сухо ползут струйки песка с потолка, он продолжал жить в своем собственном маленьком мирке.
Старший брат запомнил, разумеется, больше. Он пишет, что у них в избе иногда целыми семьями останавливались на ночлег беженцы. Это были ошеломленные и словно пришибленные тем непонятным, что на них обрушилось, люди. Юре они казались бледными тенями - к вечеру появлялись, на рассвете исчезали. Сменяли друг друга, но испуганное выражение серых лиц оставалось у всех одинаковым. Война еще только началась, но уже стали приходить первые похоронные: на соседа Ивана Даниловича Белова, на председателя колхоза Кулешова...
