Старая лошадь Зина, не сходя с места, поглядывала на меня с хорошо выраженным насмешливым восторгом: «Видал миндал! Да ты полюбуйся, как он выкаблучивается перед этой рыжухой!.. Вот потеха!..» И шлепала губами, произнося загадочные звуки, похожие на «Ух!» и «Ах!». И вдруг вижу я, ошеломленный донельзя, как Зина, эта довольно-таки пожилая лошадь, подбирает живот, изгибает по-лебединому шею, откидывая ее назад горделиво, поднимает хвост султаном и враскорячку идет вприпляску!.. Она пробегала передо мною туда-обратно, карикатурно повторяя танец игривого стригуна, и поворачивала голову ко мне, оскалившись в улыбке, глаза у нее блестели, воодушевленные, насмешливые, — она определенно хотела мне сказать: «Ловко я его передразнила? Я ведь тоже кое-что умею!..»
И что оставалось думать впечатлительному мальчишке, обожающему волшебные сказки, склонному к фантазерству, о такой ненормальной, с крестьянской точки зрения, лошади, как Зина? Ее вполне разумное поведение порой приводило меня в замешательство, пугало. Я очень жалел Зину, уважал, любил, но и побаивался, как мог побаиваться мальчишка чего-то или кого-то обладающего необоримой притягательной силой, загадочного и не поддающегося простым детским объяснениям. Я воображал ее чуть ли не заколдованным человеком.
Действительно, в ее поведении было много непонятного. Попробуй объясни, например, почему Зина так остро реагировала на оскорбительный, глумливый смех балбесов. Соберутся, бывало, около нее, привязанной, конечно, развлекаясь, начнут язвительно реготать и показывать на нее пальцами. Она забеспокоится, затопает ногами, завизжит возмущенно, озираясь на обидчиков…
Я часто задумывался, пытаясь понять эту умную лошадь с сильно покалеченной нервной системой. Хотелось выявить истоки ее разумности, «образованности». Приставал к пожилым хуторянам с расспросами: «Откуда она взялась? Чья была до коллективизации? Почему постоянно ходит на кладбище к одной и той же могиле? Кто в ней похоронен?» И вот как-то дядя мой, Леонтий Павлович, посоветовал мне:
— Ты бы сходил к деду Прокопу Волошину. Он знает о Зине поболее других.
И однажды, направляясь за доброй водой к Песчанскому колодезю, я заехал к деду Прокопу Волошину, жившему на краю нашего хутора.
Очень стар был уже дед Прокоп, толст, малоподвижен — дальше завалинки у камышового тына не подвигался, и голос имел басовитый, раскатистый.
— Ага, заинтересовался! — удовлетворенно сказал он в ответ на мою просьбу рассказать о Зине. — Слыхал я, подружился ты с Зиной и в обиду ее не даешь. Молодец, жалеешь добрую лошадь!.. Так и быть, расскажу тебе про нее. А ты слушай да крепко на ус мотай. Это тебе не сказка, а быль, потом корешам своим расскажешь, а то есть среди них байстрюки-злыдни, которые мучают достойную животину! — сердито добавил дед Прокоп и задумался.
