- Да это все понятно, можешь не рекламировать, – махнул Зинка рукой. - В Бюро других не держат, это не ментура.
- Так что? – Дантист в упор посмотрел на Зинку.
- Хорошо, - вздохнул полковник. – Решу. А ты переговори с Хабаро-вым. А то я договорюсь, а он брык, и в отказ.
- Переговорю.
9. Новая работа Макса Хабарова.
- Как у тебя с языком? – Вопрос Дановича прозвучал по-немецки.
- Владею в совершенстве, господин майор, - не задумываясь, отве-тил Макс, также по-немецки.
- А ну-ка, поговори немного, я послушаю.
- А что говорить?
- Да что хочешь.
- Тетя Эльза, - начал Макс, - ушла на рынок за молоком, потому, что у малютки Ганса от сухого рейнского разыгралась страшная изжога, - заговорил Макс на баварском (как он всегда наивно считал) диалекте. – Но коровьего молока на рынке не оказалось. Было только козье, да и то вчерашнее.
Данович поморщился:
- Когда будем в Лурпаке, постарайся реже разговаривать с местным населением. Нет, лучше вообще не разговаривай. По легенде ты чис-токровный ариец, а с произношением у тебя большие проблемы. Лю-бой житель Айзенбурга сразу поймет, что ты родом в лучшем случае из какой-то прибалтийской республики. Вернемся из командировки, займемся усовершенствованием твоих лингвинистических талантов. У нас имеются совершенные методики и отличные преподаватели.
- А если так? – Макс захрипел, словно у него была фолликулярная ангина: - Малютка Ганс постоянно срыгивал и протяжно пукал. Тетуш-ке Эльзе ничего другого не оставалось, как расстегнуть пуговицы на своем любимом шелковом халате, вытащить большую молочно-белую правую грудь и сунуть в рот расхворавшегося дитяти твердый лило-вый сосок. Ганс хрюкнул от удовольствия и вцепился желтыми проку-ренными зубами в источник своего успокоения… Так лучше?..
- Немного лучше, - с серьезным видом произнес Данович, – но над стилистикой нужно поработать. Это тоже по возвращению. Сейчас не-когда. Время не ждет. Берг может принять условия Вошкулата. Хотя, я думаю, он сделает проще – выследит нашего уфолога, прикончит его и заберет контейнер даром. Этого мы допустить, не имеем права.
- Жалко профессора? – пошутил Макс.
Данович не ответил. Посмотрел на часы.
- До вылета два часа и одиннадцать минут, - сообщил он. – Време-ни осталось только выпить по чашечке кофе и пора выдвигаться. Ты как насчет кофе?
- Черный, с сахаром и побольше. Сливок не надо.
Данович ушел на кухню, и вскоре оттуда донеслось жужжание ко-фемолки. Макс выбрался из глубокого кресла и более внимательно осмотрел жилище напарника. Данович жил явно богаче Макса, и о его благополучии, как ни странно, можно было судить не по обилию доро-гих вещей, а, напротив, по их отсутствию. Гостиная Дановича была обставлена в духе минимализма. Мягкая мебель - диван белой обивки и два таких же кресла - относилась к какому-то современному стилю, Макс в этом не был большим специалистом - то ли модерн, то ли хай-тэк, а может быть, что-то другое. Плоский экран телевизора был вмон-тирован в гладкую светло-бежевую стену. Пульт от телевизора лежал на стеклянной столешнице журнального столика рядом с толстой книжкой. На обложке готическим шрифтом было написано: «Фридрих Ницше». Написано по-немецки. Откуда-то от стен, или с потолка доно-сились тихие звуки классической музыки. Это был Чайковский. Макс разбирался в классической музыке ничуть не лучше, чем в современ-ных мебельных стилях, но нужно быть полным невежей, чтобы не уз-нать творение великого композитора.
