Разбросанная на полу одежда пахнет влагой.
– Странно, – говорю я. – У меня здоровое сердце, я точно знаю, что у меня здоровое сердце, но почему в том месте, где моё сердце, – болит?
– Болит душа, а не сердце – говорит Зина.
– А твоя душа болит?
– А как же иначе? Душа ведь…
– А тело?
– Ненавижу своё тело.
– Оно болит?
– Оно давно не моё; моё лишь – долг…
– Оплата долга – закон?
– Да, закон.
– Плюнь на закон! – говорю я.
Дрожит Зина, губы кусает.
***
«Не на любви и не на жестокости мир держится, – сказала мама, – мир на законах и правилах стоит!..»
***
– Холодно! – говорит Зина.
Из шкафа достаю свои джинсовые брюки и рубаху. На плиту ставлю чайник.
– Я в них страшная? – спрашивает Зина, придерживая обеими руками брюки.
– Не совсем… Сколько сахара?
– Много, – говорит Зина.
– Сколько это «много»?
– Глыба! Я знаю, что виновата перед тобой…
Смотрю, как Зина пьёт чай; хочу её так, как не хотел все эти месяцы.
– Вина друг перед другом – это то, что людей связывает, – говорю я. – Вина людей… Законы людей… Преступление и наказание – суть всего…
– Я боюсь! – говорит Зина.
– Страх надо отгонять, – говорю я и думаю: «А вдруг случится война?.. Ещё одна… Ближний Восток – это всегда «вдруг»…. И мы с Давидом снова… Лейтенант Рон на этот раз останется дома…»
Зина поднимает голову – на её шее бьётся голубая жилка.
Зина молчит.
Я молчу.
Мим молчи
«Может быть, – думаю я, – позвонить в Нью-Йорк, в Организацию Объединённых Наций, а может, к главному раввину Израиля, чтобы спросить, как мне и Зине поступить?»
– Законы… – говорит Зина. – Обстоятельства…
Хочу коснуться низко опущенных плеч, приподнять их и сильно встряхнуть, но, вместо этого, думаю о том, что сейчас Зина уйдёт, и тут останется лишь остывший стакан чая… Отвожу взгляд от стакана, потому что нет ничего тоскливее, чем видеть, как уходит тепло… Где-то я прочитал, что у мужчины не бывает более острого желания, чем лечь в кровать с женщиной, которую любит, и которая решила, что больше так не может…
***
– Уходишь? – говорю я.
Зина пожимает плечами.
Плечи немые…
И глаза.
И губы.
И шея.
– Законы сильнее нас… – говорит Зина.
Она опускает голову.
И глаза.
И губы.
И шею.
– Почему? – спрашиваю.
– Оттого что люблю…
– Так ведь…
– Любить – страшно!.. Оплёвывать пол – не выход…
– Выход? Где же он, выход?
– Наверно, там… За этой дверью…
Стук двери.
Стук в моём сердце.
Потом всё сливается в грохот…
Вскидываю к ушам ладони.
Останавливаюсь возле окна.
Останавливается сердце.
***
Внизу, на мостовой, стоит Зина.
