Трофим и Изольда | страница 32



«–Адамы. Адамы?

–А дамы?!

–Ад! А мы?

–А-а! Да. Мы.

– Ада! Мы-ы!

– Адам! Ы-ы-ы.

–Адамы? Адамы.

– Где Евы?»

Стихи не находили идеальными: свободные от рифм, они всё же имели знаки препинания. Незнакомец, видимо, был в доме человеком случайным. «Вы физик? – спросил Константин просто, чтобы завязать разговор: уж очень тому было здесь неприютно. – Химик? Биолог?» Гость оглянулся пугливо и отвечал почти шепотом, хотя всё равно никто бы не услышал: «Т-с-с-с. Ради Бога, никому не говорите. Я писатель. Т-с-с! Как отсюда выбраться?»

Решкины – Вероника, Глеб и Мотря был здесь официальный, «паспортный» состав, но жизнь полнее документа и, говоря о доме Решкиных, необходимо упомянуть лицо, присутствующее постоянно – не всегда, однако, физически а чаще, так сказать, в метафизическом смысле. Объяснить термин этот я не могу, а употребить рискну. Его все употребляют, а кто понял? И только ли его? Так вот, в древности язычники молились пенатам – богам домашнего очага. Мифологический словарь говорит: «Пенаты, лат. – Древние, вероятно доримские боги-хранители, каждая семья имела нескольких, семейные боги...» и так далее. У Решкиных тоже был Пенат, но единственный, соответственно современному принципу монотеизма. Он же Гений, Друг и Учитель, что, правда, кроме теософии, отдаёт ещё культом личности. Личность сияла на стене иконным портретом, а имя – Илья Мордехаевич Бабаевский – сообщали посторонним уважительно пониженным голосом. Во плоти он существовал далеко и как пристало богу приезжал не часто. Зато каждое явление Ильи народу тщательно готовилось: покупали чай индийский, хлеб ржаной чёрный, селёдку и подсолнечное масло, притом исключительно на базаре, чтоб с натуральным запахом: магазинного, да ещё и, не дай Бог! – рафинированного бог не признавал. Только крестьянское масло без которого, как и в отсутствии ржаного хлеба с селёдкой, не чувствовал он себя настоящим счастливым богом. И, как ни удивительно при таких вкусах, совершенно не пил водки. Чистой, как слеза ребёнка и прохладной, как горная речка. Ни-ни. И хотя на то он бог чтоб иметь странности, согласитесь – тут что-то не так!

Но главной была подготовка интеллектуальная глубокая и многосторонняя. Её начинали уже в час его отъезда, заранее предвидя следующее пришествие. Члены семьи и друзья дома постоянно чувствовали себя в некоем соприкосновении с Пенатом пусть, повторяю и не физически в каждый данный текущий момент. Пока же фиксировали мысли, обдумывали темы, которых нужно коснуться, намечали вопросы, которые следует поставить. Не забыть! Ради бога, не забыть! И услышать его ответы. И поставить новые вопросы. Учёные люди знают: главное – вопрос поставить. Чтоб стоял. Это путь к решению проблемы в любой науке. Илья же выдвигал концепции и создавал теории равно в физике, истории, биологии и т.д., излагая их как устно, так и в статьях на любые темы. Его научные идеи обсуждались в домах друзей и единомышленников, а статьи публиковались на пишущей машинке «Эрика», берущей, как известно из классики, четыре копии. Чего согласно той же классике, абсолютно достаточно. На хлеб и подсолнечное масло он зарабатывал в типографии, набирая массовые тиражи других авторов. Зато здесь, у Решкиных, а также в других подобных сообществах твёрдо знали, что Илья гений. Гений и не менее того. Расходились только в определении конкретной области, где проявляет он именно гениальность, а не простой талант. Математики видели Илью гениальным поэтом, причастные литературе объявляли искусствоведом концептуального направления, последние же находили, что Илья преимущественно исторический аналитик. И все сошлись на философии, благо даже и словарь толкует этот термин весьма обобщённо, с большой неопределённостью. Философом каждого можно считать. Ну, почти каждого. Так думают физики, лирики, инженеры и даже театроведы. А философы не успевают возражать всем сразу.