— Дамы и господа, я беру вас на своё содержание по пятьдесят флоринов ежедневно в течение недели. Но при условии, что все сборы пойдут в мою пользу, а расходы по театру оплатите вы сами. Стоимость места должна быть назначена по моему желанию, и, кроме того, каждый вечер пятеро из вашей труппы будут ужинать со мной. Если окажется, что сбор превышает пятьдесят флоринов, вы получите разницу.
Предложение моё было встречено криками радости. Подали бумагу с чернилами, и мы записали нашу взаимную договорённость. “На завтра оставим билеты в прежней цене, — сказал я Басси, — а потом посмотрим. Приглашаю вас с семейством к ужину, а также ту молодую страсбуржанку, которую я не хочу разлучать с любезным ей арлекином”.
Был объявлен самый лучший спектакль, дабы привлечь больше публики. Несмотря на это, в партере сидело всего лишь человек двадцать, да и то каких-то неотёсанных мужланов, а ложи оставались почти пустыми. Перед ужином крайне смущённый Басси подошёл ко мне и подал десять флоринов. Со словами: “Мужайтесь!” я взял их и разделил между всеми присутствовавшими. Мы превосходно поужинали, и я удержал их за столом до полуночи, подливая всем доброго вина, и проделывал тысячу безумств с маленькой Басси и прекрасной страсбуржанкой. Последнюю я усадил рядом с собой, мало заботясь о ревнивом арлекине, который имел весьма кислый вид по причине моих вольностей с его красавицей. Сама она весьма неохотно уступала моим ласкам, ибо надеялась, что арлекин женится на ней, и поэтому не желала доставлять ему неприятности.
Окончив ужин, мы поднялись, и я со смехом заключил её в объятия. Мои жесты показались любовнику слишком откровенными, и он подошёл с намерением высвободить её. Я же счёл его нетерпимость неучтивой и, взяв за плечи, ударом ноги выставил вон, что было принято им с полнейшим смирением. Однако вся эта сцена оставила унылое впечатление, и прекрасная страсбуржанка залилась горькими слезами. Басси и его жена-дурнушка принялись смеяться над несчастной, а их дочка заявила ей, что любовник первым проявил невежливость. Та продолжала рыдать и, в конце концов, сказала, что больше не придёт ужинать со мной, если я не изыщу способа возвратить ей арлекина.
“Обещаю вам устроить всё к общему удовольствию”, — отвечал я, и четыре цехина, вложенные в её руку, сразу же восстановили безоблачное веселье. Она даже хотела убедить меня, что совсем не бесчувственна, а будет и того благосклоннее, если я сумею умерить ревность её любовника. Я обещал всё исполнить, и она старалась доказать, что при первой же оказии мне не встретится никаких препятствий.
