— Елка! — воскликнул Саня улыбчиво, — когда ты своему Тиграну не даешь лова сказать, я терплю, но Сергея-то Ковалева зачем прерываешь?.. Что мы, о старшем брате понятия не имеем? У моей мордвы и пять веков назад нельзя было принудить девушку выйти за нелюбимого, и мысли такой ни у кого не возникало, а у Старшего брата.?!. Дикая ты…
Елка расхохоталась, потянулась к худющему Сане, прижала его к своим грудищам, как ребенка.
— Юра, читай дальше, — одышливо крикнул Саня, отбиваясь от Елки.
«— … Признаться, в своих ответах иностранным коррам я был скован. Считал, что официальное лицо при государе не имеет права хулить государя. Ничего, сказал я самому себе простившись с ними, скоро ты перестанешь быть официальным лицом…
Я был гораздо ближе к концу своей миссии, чем думал… Как только в Думу просочились слухи о том, что сам высказал Сергею Ковалеву неодобрение, так тут же несколько депутатов предложили отстранить Ковалева от должности уполномоченного Думы по правам человека. В феврале за это голосовали дважды. Коммунисты и жириновцы криком изошли — «страдает безопасность страны!», но не собрали нужного количества голосов. Не собрали и в третий раз — 1О марта 1995-го. Но тут вмешался господин Бабурин, председатель комитета по безопасности. Поскольку, де, «страдает безопасность…» Он предложил устранить не Сергея Адамовича Ковалева, человека вроде бы достойного, а устранить его должность, ибо в документах о ее утверждении еще что-то не подписано…
Это, подальше от греха, и приняли…
— Подонок! — вырвалось у Тиграна в сердцах. — Бабурин, а? Как вам это нравится?! Казался мне смелым человеком. В космонавты просился. Не взяли из-за зрения. Три института кончил, все постиг. Заче-эм учился? Для изощренного холуйства?.. Червем изогнулся, чтоб помочь бандитам… Теперь в Чечне наших свидетелей нет, там такое начнется!.. Юрыч, что ты на это скажешь?
— Ну, ребята, все об этом уже давным-давно сказано. Антон Павлович Чехов писал в своих письмах к издателю, если помните, «я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную…» И главное, не изменил Антон Павлович своего взгляда до конца жизни: притеснители, сказал, выходят из ее же недр. О нашем Бабурине это просто один к одному…
— Юрыч, — почти шепотом прервал Саня тяжелое молчание, и в горле его задвигался кадык, а Марийку не замучила твоя израильская жара? Не думает она… того, в родные пенаты…
Все затихли. Знали, Саня всегда «неровно дышал» к Марийке, цветочками ее задаривал, доставая и помогая ей отправлять Юре в Мордовию философские книги.
