И это не парадокс: работы рано умершего художника поразительно жизненны, жизнеутверждающи, оптимистичны, несмотря на печальную тональность некоторых пейзажей, тревожность портретов, приглушённость цвета натюрмортов. Может быть, это потому, что умер он внезапно, в больнице, после операции.
Предчувствие смерти у него было – каждый художник и поэт задумывается об этих вечных проблемах – проблемах жизни и смерти, и в стихах это предчувствие находило, порой, поразительное (с точки зрения нашего, сегодняшнего, знания дальнейших событий) воплощение. Живопись же была печальной или радостной, но – жизненной.
В ней не было предощущения близкой смерти. Он собирался жить долго и счастливо, с любовью к людям, земле грузинской, винограду, старым домам и чинарам, тбилисским улицам и деревенским собакам…
Он собирался жить долго – рядом с бабушкой, отцом, матерью – которых бесконечно любил, рядом с друзьями, которые его понимали, с музыкой, которая звучала в его душе, с поэзией, ворвавшейся в его жизнь в 16 лет вместе с первой настоящей любовью и ставшей формой его существования.
Жизнь казалась ему радостной и праздничной, ибо в ней были исповедальность и искренность поэзии, возможность выплеснуть то, что тебя мучает, на холст; проиграть на фортепьяно…
Он вошёл в возраст, когда хочется себя выразить. И он был разносторонне талантлив, а стало быть – имел возможность для самовыражения в искусстве. И в этом отношении правы авторы записей в книге отзывов на его выставке: “Он был счастливым человеком!”
Тем трагичнее его смерть. Ибо он погиб на взлёте. У него не было предощущения конца, как бывает при долгой болезни. Вот почему даже в его грустных живописных композициях прорывается радость бытия. Талант радоваться жизни! Он собирался жить долго. Есть у Дато шутливая серия рисунков “Я и мои друзья в будущем”. Он как бы “проигрывал” варианты будущей жизни. Он был мудр, этот грузинский мальчик. И потому его волновало, не столько кем он будет (художником, поэтом, учителем, философом), сколько каким.
То, каким он хотел бы быть, он не высказывал ни в живописи, ни в поэзии. Но, конечно же, думал об этом. И свидетельство тому – этот шутливый рисунок. Да и действительно, кто в 16 лет всерьёз думает о старости? Итак, шутливый взгляд в будущее. “Художник у мольберта” – вариант судьбы. Старый, лысый маэстро – в руках то ли кисти, то ли дирижёрские палочки, он словно управляет красками, ложащимися на полотно, а руки художника перекрестились над головой, как бывает во время сложных пассажей при игре на фортепьяно. Конечно же, это Дато – живописец и композитор.
