Дан слушал угрюмо. Лицо было бледным и постаревшим.
— Нет! — сказал он резко. — Ты ошибаешься. Ты сильна и свободна. Сегодня ты стала Голубой пантерой, потому что сама захотела этого, потому что иначе бы мы оба погибли, а не потому что так приказали твои богини. Слушай, девушка. Ты можешь выбирать свою дорогу. Распоряжаться своей судьбой…
— Как ты не понимаешь? Я боюсь не только себя и за себя! Я боюсь за тех, кто мне близок и дорог!
Дан мрачно мотнул головой. Ему, горцу, чьи боги сильны, но бесхитростны, трудно было понять меня.
— Подумать только… — пробормотал он. — Если бы я тогда не заглянул тебе в глаза… я бы убил тебя.
— Уж лучше бы ты это сделал! — с отчаянием воскликнула я.
Дан взглянул, но промолчал. Привел лошадей. Они храпели и бились, а когда я подошла к своей, она в ужасе шарахнулась в сторону, вырвав уздечку.
Опустив руки, я смотрела ей вслед.
— Даже лошади меня боятся…
— Но я не лошадь.
Нахмурившись, Дан смотрел на меня. Заговорил — резко, гневно:
— Чего ты ждешь от меня? Страха? Отвращения? Час назад девушка, приняв облик Голубой пантеры, спасла мне жизнь, а я должен бежать от нее сломя голову? И мое приглашение остается в силе. Ты будешь самой почетной гостьей на моей свадьбе.
Я опустила глаза. Горец был смел. Но то, что он испытывал, я вряд ли смогу узнать… Повязка его набухала кровью.
— Тебя надо перевязать.
Но Дан отступил, уклоняясь от моих рук.
— Нет, не надо…
— У тебя…
— Нет, я сказал! — крикнул он. И я вдруг вспомнила, как когда-то мой отец пытался избежать моего прикосновения…
И все стало ясно.
— Эрни!
Я не хотела оборачиваться.
— Эрни, послушай…
Дан смотрел на меня растерянно:
— Я прошу тебя… Это вовсе не из-за того, что…
— Да. Конечно, — сказала я.
Мы двигались на север, а навстречу нам брела осень — теплая, золотая, ясная осень. Первые падающие листья стелились под ноги праздничным ковром, над головой плыли птицы, их прощальный крик печалил и тревожил сердца.
Осень вошла и в мою душу — тревожная, глубокая осень расставанья.
— Смотри. Эрни. Здесь мы с тобой впервые встретились, — однажды сказал Дан. Я огляделась, но не смогла узнать в этой цветной поляне тот заснеженный окровавленный пятачок… Значит, мы уже близко и от моей родины?
Словно проснувшись, я жадно всматривалась в дорогу, в перелески, в поля, на которых теплилась слабая жизнь… Узнавала ручьи, из которых пила, овраги, куда мы детьми кидались очертя голову. Но лишь немногие деревни были отстроены заново, лишь в немногих кузницах звенел молот, лица встречных были озабочены и угрюмы.
