В полиции отнеслись к этим сведениям серьезнее, однако не понимали, зачем тем мужчинам понадобилось увозить куда-то Оливера против его воли. Богатым он не выглядел, гостиница наша была достаточно скромной, бумажник его остался в номере, а часы, которые он всегда носил, стоили недорого.
Всяческие домыслы о похищении, выкупе и мафии я отмела. Итальянская полиция, похоже, одержима и тем, и другим, и третьим, однако я знала, как далеки они от истины.
Я знала. Я знаю.
Я прочла оставленные Оливером записи. Дважды прочла, от первого до последнего слова, неторопливо и внимательно, пытаясь найти адресованное мне объяснение.
В Лондон я вернулась одна.
Это было две недели назад. Ничего не изменилось. Никаких известий. В первые несколько дней венецианская полиция связывалась со мной по телефону. Инспектор хорошо изъяснялся по-английски.
— Синьора, мы пересмотрели свое мнение. Этот человек, которого гондольер видел с другими… полагаем, он не мог быть вашим мужем. Скорее всего он поскользнулся и упал в Большой канал. Гулял он в темноте, а земля там часто влажная.
— Но вы ведь нашли бы его тело?
— Нет, пока не нашли. Но конечно, тело вынесет рано или поздно, и мы сразу же с вами свяжемся.
— Я должна буду приехать на опознание?
— Si.[17] Мне это прискорбно говорить, но да, это необходимо.
Я поблагодарила его и заплакала. Рыдала, наверное, несколько часов, пока тело не заныло, разболелось горло и слез больше не осталось. Ужас охватывал меня при мысли, что придется вернуться в Венецию и увидеть мертвое тело Оливера. Мне рассказывали, как выглядят утопленники.
Я решила возвратиться к работе, хотя бы кабинетной, — следовало чем-то занять свой мозг. Для меня было облегчением часами продираться сквозь замысловатую юридическую фразеологию. Стоило мыслям обратиться к Венеции, черным мерзким водам Большого канала, к моему туда перелету, как я уходила и шагами мерила милю за милей по улицам Лондона, стараясь измотать себя усталостью.
Два дня назад я прошлась от Линкольнз-Инн до квартиры, где мы жили. Рука все еще немного побаливала, и я решила принять какое-нибудь болеутоляющее посильнее и попытаться уснуть. Входящие вызовы были переадресованы на телефон в моем кабинете, а когда я уходила — на мобильный, так что звонка из полиции я бы не пропустила.
Консьерж сообщил, что получил для нас посылку и отнес ее наверх, поставив у двери. Я ничего не ждала и с горечью увидела адрес, где значилось имя Оливера. Сверху к посылке был прилеплен конверт: все это доставил курьер.
