Тогда я не придала этому значения. Я не знала, какую роль он сыграет в моей жизни. Понемногу я стала понимать, что Крикор мог быть моим сыном, но одновременно он был чужой мне и я никогда не смогу привыкнуть к нему».
* * *
«Вот как все было. Понемногу этот мальчик стал упрямым юношей. В возрасте пятнадцати лет он записался в „гитлерюгенд“. Я возражала, но он пренебрег моими советами. К тому времени он уже входил в какую-то специальную группу, я поспорила с ним, и он ушел из дома. Он без каких-либо трудностей смог устроиться в одну из резиденций, где формировали будущих лидеров. Он полностью использовал свой ум и свои способности, чтобы начать командовать. Крикор был именно тем типом человека, в котором нуждалась партия.
Я узнала, что он отказался от своего имени. Он стал называть себя Вольфом. Он не хотел, чтобы его считали турком. Это унижало его.
Потом мне пришлось уехать из Германии. Уже шел 1939 год. Крикору было уже девятнадцать лет, он был совершеннолетним. И все-таки я зашла к нему.
Он встретил меня в резиденции в зале для гостей. Молодой человек, стоявший передо мной, не имел ничего общего со мной. Ничего. Он превратился в какого-то чужого человека. Он разговаривал со мной холодно и жестко. Он попытался оправдать себя тем, что существовали низшие расы и что высшей расой были арийцы. Я не смогла сдержаться и сказала, что ему забили голову глупостями».
Алик посмотрела на меня с выражением грусти и закусила нижнюю губу, словно пыталась сдержаться.
«Ты не знаешь, что произошло потом. Он вскочил на ноги и стал оскорблять меня, крича, что готов поклясться, что, если бы я не была его матерью, я бы узнала, что значит недооценивать Германию. Мне пришлось уйти сразу же, не дожидаясь, когда станет слишком поздно.
Я вышла вся в слезах. Я поняла, что навсегда потеряла сына. Эти ненавистные нацисты отняли у меня моего ребенка.
В этом я была не права. Не они подменили мне сына. Он был таким с самого начала. Может быть, они лишь усилили его негативные стороны. Кто знает, может быть, он был чист в глубине души…
Так Крикор навсегда ушел из моей жизни. Потом, годы спустя я почти случайно узнала, что он живет в Дамаске. Он скрывался там’ потому что, вероятно, его считали военным преступником. Я попыталась встретиться с ним. Хотела узнать, изменился ли он. Но мне ни разу не удалось переговорить с ним. Не отвечал он и на мои письма. Искать связь с ним было бесполезно».
* * *
«Как видишь, моя жизнь, начавшаяся как надежда, полная любви и ласки, стала горькой и тяжелой. Долгая и глубокая депрессия овладела мной. Я подумывала о смерти. Я решила, что ничего стоящего не оставалось в этой жизни.
