Я исполнялся жалостью к миру и, конечно, к себе: я расплавлюсь в этом каленье, на сей раз мне уже не спастись. Я ощущал, как, невзирая на пышущий жаром костер, мне в затылок снова дышит холодом смерть. Возможно, обернись я сейчас, я увидал бы Ее. Я вовсе не считал, что Она похожа на костлявое страшилище, которое носит косу на плече. Нет, у Нее звездное лицо, и Ее крылья даже при малейшем взмахе точно непроницаемая туча закрывают небо. Сквозь Ее уста протекает река без начала и конца, это река, по которой я хотел бы плыть и глядеть на ее берега, но это река, по которой я буду плыть до скончания века и ее берегов уже не увижу.
Я почувствовал, что она наблюдает за мной.
- Может, нам спеть? - предложила она.
Ота встал, чтобы принести гитару, и мы остались вдвоем.
Она спросила, не случилось ли у меня чего.
Нет, абсолютно ничего.
О чем я думал?
Не могу сказать. Правда, не могу.
Я думал о ком-то, о ком-то близком?
Нет, ни о ком я не думал. Ни о ком определенном.
Может, о смерти?
Как она догадалась?
Ей хочется, чтобы ни о чем таком я не думал. Хотя бы сегодня.
Она и впрямь провидица? Я не знал, что сказать. Встал и подложил в огонь несколько полешек. К небу взметнулся сноп искр, они угасали так же быстро, как и падающие звезды.
Ей хочется, чтобы мне было у них хорошо. Есть ли у меня желание, которое она могла бы исполнить?
Нет, я вполне доволен.
Это просто отговорка. Я должен сказать, о чем я больше всего мечтаю в эту минуту.
Я молчал.
Я должен сказать без долгих раздумий.
Нет, не могу.
Ну почему?
Я не могу говорить об этом вслух!
Странно. Она бы, например, мечтала научиться любить. Безоглядно, до конца.
А ей хочется, чтобы кто-то другой любил ее так же?
Она покачала головой. Пока ты только принимаешь любовь, это все равно как будто ты на чем-то едешь. Предположим, катаешься на лодке ночью по огромному озеру. Куда ни кинешь взгляд, повсюду черная спокойная вода. Конечно, и она может вздуться и поглотить тебя. И все-таки любить - это значит лететь, возноситься над землей. Так высоко, что оттуда все видно. С такой высоты мир кажется другим, измененным, и то, что внизу представлялось значительным, мельчает до крайности. И потом, заключила она, из лодки всегда можно выйти на берег, а с этой высоты разве что рухнуть.
Когда мы вернулись в дом, я попросил ее стихи, и она вручила мне тетрадку в мягкой обложке. Меня поместили в комнатке, где были вешалка, кровать, столик и подсвечник со свечой.
