Именно в это время чрезвычайно важным качеством дополняется мудрость черных эльфов: они становятся великими мастерами ковки металлов. А покровителем — «князем» эльфов— кузнецов стал кузнец Вёлунд, выковавший меч Нэглинг для Беовульфа. Такие эльфы — колтки поляков и руссов — довольно скоро сделались сущим бедствием для людей новой профессии — рудокопов, поскольку не этличали тьмы, царящей на Земле после захода солнца, от темени шахты, а блеска солнечных лучей — от сверкания своих сокровищ в отблесках горна. Но если связать их заклятием, они могут обучить волшебному ремеслу ковки и людей под таинственным покровом ночи, ибо первый же луч солнца обращает их в камень.
Начало ремесел дало мощный стимул поискам прекрасного и возродило культ тотемов — божественных животных первопредков. К этому времени был уже одомашнен бык (сброшенное с неба золотое ярмо пришлось как нельзя кстати). Потомок Ману, царь Пуранджая, оседлав Индру, принявшего облик этого животного, одержал блестящую победу над полчищами асуров и возродил на Земле власть богов.
А верным другом и защитником человека стал прирученный наконец-то волк. Иногда считают, что это эпохальное событие произошло в 10-м или даже 13-м тысячелетии до н. э. Но такая оценка кажется чрезмерно оптимистичной, хотя отдельные случаи, конечно, бывали, как и сегодня, когда можно прочитать в газетах о тигренке, живущем в прихожей, или о крокодиле, обосновавшемся в ванной. Однако никому сейчас не приходит в голову делать из этого далеко идущие обобщения. Твердо можно сказать одно: волк стал собакой тогда, когда в ней появилась настоятельная необходимость. А появилась она не тогда, когда охотники крались по следу зверя (еще североамериканские индейцы превосходно обходились при этом собственными силами), а тогда, когда охота стала массовой, загонной. Самой ранней более или менее обоснованной датой приручения рогатого скота, например, можно считать середину 8-го тысячелетия до н. э. Именно этим временем датируются его изображения на скалах Восточной Сахары (начало энеолитической эпохи Негада, растянувшейся на две с половиной тысячи лет). Попавшее в загон «живое мясо» нужно было кормить, а самый простой способ — предоставить в его распоряжение сочную лужайку. Но пасущихся быков, овец или коз надо еще и охранять. Вот тут-то люди и стали устраивать охоту на волков, отлавливать их и приручать.
Это событие отложилось в памяти разных народов неоднозначно. Иранцы, считавшие волков сынами Ахримана, решили их истребить и поручили это Гераклу своих сказаний — Исфандиару. Он успешно справился с задачей, но где-то в далекой дали осталась еще страна волкоголовых — Гургсар, завоевание ее — дело будущих героев. Быть может, Гургсар — это Скифия. Геродот упоминает скифское племя невров, считавших волка своим тотемом; раз в году каждый невр напяливает на себя волчью шкуру и «на несколько дней обращается в волка, а затем снова принимает человеческий облик». Мотив ликантропии — перевоплощения людей в животных — приходит во многие мифы. Этрусский Аита, возможно, как и греческий Аид, изображался с волчьим скальпом на голове. Женщины— оборотни («вервольф») кочуют по страницам германских, скандинавских, ирландских легенд. Змеи— оборотни — паннаги — приходят в великие сказания Индии. Эддический Мировой Волк, огнедышащий Фенрир («с разверстой пастью: верхняя челюсть до неба, нижняя — до земли») проглатывает луну и причиняет массу бедствий богам, не пощадив и самого Одина, хотя в палатах верховного бога уже живут два прирученных волка — Гери (Жадный) и Фреки (Прожорливый), которым он, точно средневековый феодал, бросает куски со своего стола.
