Здесь же, во дворце Ирода, Пилат вершил суд. Эта обязанность была наиболее тяжкой из всех, которые выпадали на долю префекта. Путаница с законами — римскими и местными; претензии буквально каждого из подозреваемых, истцов и ответчиков на исключительность; ложь и обман на каждом шагу… Впрочем, обычно префект не утруждал себя детальным разбором дел. Если речь шла о смертном приговоре, то какая, в конце концов, разница — одним иудеем больше, одним меньше, а если решался имущественный спор, то кто-то из них все равно оставался недоволен. Он вообще предпочитал, чтобы наибольшее количество дел рассматривал синедрион и решения принимались по местным обычаям и законам. Однако бывали и исключения.
Утро дня, предшествующего Пасхе, Пилат встретил в своих покоях, где смышленый секретарь по имени Марк, выписанный в свое время из Рима специально для таких целей, докладывал ему о делах, которые предстояло разобрать самому префекту. Одно из дел, переданное в руки римской власти по настоятельной просьбе первосвященника Каифы, было крайне странным. Малый синедрион признал виновным и приговорил к смерти некоего Иешуа из Назарета Галилейского, который, как утверждалось в обвинении, смущал умы иудеев в Ершалаиме и его окрестностях крамольными речами, призывал разрушить Храм, называл себя Сыном Бога и царем иудейским. Каифа просил префекта только об одном — утвердить смертный приговор.
Пилат был удивлен безмерно. Дела такого рода решались исключительно синедрионом и обычно не требовали согласия римской власти. Ему, наместнику императора Тиберия, было по большому счету совершенно безразлично, что именно и кому говорил какой-то бродяга по поводу иудейских книг и законов. Однако Пилату не хотелось вступать в конфликт с Каифой накануне праздника, и он приказал доставить арестованного в зал суда. Сам же занялся значительно более важным делом — отправился в великолепный дворцовый сад, где его уже ждал начальник тайной полиции Иудеи Афраний. Прежде всего следовало выслушать, и желательно без свидетелей, его доклад о ситуации в Ершалаиме. Лишь спустя час Гай Понтий Пилат, одетый, как и положено всаднику, в белую римскую тогу с пурпурной каймой, занял свое кресло в зале суда и впервые увидел Иешуа. Был четырнадцатый день месяца нисана 780 года от основания Рима.
* * *
— Тело есть лишь оболочка для души, которая приходит в него по велению Всевышнего Творца, — так начал свою странную речь незнакомец, когда он и Клаудиа отошли в сторону и присели на разбросанные у подножия горы камни. — Если душа человека находится в гармонии с нашим земным миром и с Богом, то и тело будет крепким и здоровым. Наши мысли, желания, чувства, порывы души — они так же материальны, как этот камень. — Он взял в руки небольшой, отполированный ветром кусочек скалы и показал его Клаудии. — Злоба, зависть, отсутствие любви, но более всего неутоленные страсти и желания — вот истинные причины болезней. Иногда ребенок, которому не хватает внимания матери, сам вызывает болезнь, чтобы хоть таким способом получить ее ласку и заботу… И он даже может умереть, если не добьется желаемого. Твоя кожа истосковалась по нежным ласковым рукам и так долго, так страстно жаждет этой ласки, что покрылась ужасной уродливой коростой… В этом истинная причина твоего недуга, и Мертвое море тут не поможет.
