— Да, да, — прошептал он сам себе, потирая о колено апельсин. — Выходит, мы остались с тобой вдвоем, — тихо сказал он, обращаясь к Вере.
Вера скептично посмотрела на толстого Шелли, принявшегося вновь жонглировать апельсинами.
— Ты знаешь, Шелли, у тебя это очень здорово получается. — С нескрываемым ехидством и иронией проговорила Вера, глядя, как взлетают в воздух один за одним золотистые апельсины.
— Это ерунда, — ответил ей Шелли. — У меня и другое неплохо получается. — Сладкая улыбка раздвинула его полные губы.
Девушка отступила от него на шаг.
— Вера, — сказал Шелли, бросив свое бесконечное занятие, — мы сегодня с тобой только познакомились. Ты мне очень нравишься, и я подумал, что мы, может быть… — Улыбка на его губах была более красноречивой, чем слова. Она говорила о сокровенном желании Шелли ясно и открыто.
Вера потупила взор, приподняла руки и положила ладонь на губы Шелли — мол, молчи, и без того все понятно и не говори, я догадалась, о чем ты думаешь. Хотя по лицу было неясно, какой будет ее реакция, согласится ли она на предложение толстого Шелли провести эту ночь с ним в одной постели.
— Знаешь, Шелли, ты чудный парень. Я сейчас выйду на несколько минут, а потом мы с тобой все обсудим, и, может быть…
Шелли улыбнулся:
— И может быть, договоримся. Неправда ли, Вера?
— Да, да, может быть, попытаемся договориться. Я думаю, что мы придем к какому-нибудь соглашению.
— Обязательно придем, — сказал Шелли, — я думаю, что оно будет приятным для всех. — Он постучал себе по колену.
Девушка, пройдя через всю гостиную, вышла на балкон. Шелли повертел своей крупной головой, как бы сбрасывая какую-то навязчивую мысль.
— Да, да, поговорим, — промолвил он себе под нос. — Сука.
Ярко-красный спортивный костюм Веры был хорошо виден из гостиной. Шелли уткнулся лбом в пыльное стекло и следил за девушкой. На его устах блуждала похотливая улыбка, которая вдруг сменилась какой-то резкой и непонятной гримасой. Он отпрянул от окна и окинул гостиную взглядом. Скептично улыбнулся, увидев спящих Чака и Чили, подошел к камину и длинной, остро заточенной кочергой, повернул толстые ярко горящие бревна. Он любил, чтобы в доме было тепло. Ведь в этой гостиной он и Вера должны были провести ночь.
— А Чака и Чили придется разбудить, — сам себе сказал он. — Пускай убираются в какую-нибудь холодную комнату. И там балдеют, там курят свою гнусную марихуану, если не могут придумать ничего более интересного.
