Неожиданно, как видение в сонате си-бемоль Шуберта для фортепиано, я понимаю, что это моё последнее мгновение. Что я сюда пришёл умирать.
Умереть от передозировки героина в общественном туалете в Стокгольме или из-за передозировки пустынной романтики в песчаной буре в Сахаре — по глупости одно стоит другого. Я же Кришна, и зовут меня Харе! Дарвин, проснись и восстань!
85.
L’homme est entre sans bruit, — говорит Тейяр де Шарден о рождении истории. Человек вошёл бесшумно. Пришёл без объявлений. Возник без суматохи. Прибыл беззвучно.
А как он уходит прочь? Так же беззвучно?
А зачем кричать?
Надо только подождать, пока всё кончится.
86.
Смерть не входила в моё образование. Двенадцать лет в школе и около пятнадцати по разным университетам. И мне не дали никакого образования в искусстве умирания. Не думаю, что о смерти даже упоминали.
Даже сейчас, после приезда в Арли, после долгого сна, в котором я забыл обо всём, после душа, когда я наполнил резервуары моего тела водою, — даже сейчас, когда ужас ослабил хватку, я считаю странным, что никогда не учился смерти.
Хотя нет, однажды было. Норвежский философ Тённессен читал лекции по практической философии. Он говорил:
Рождение — это прыжок вниз с небоскрёба.
Жизнь — это постоянная борьба со смертью.
Смерть — это единственное неизменное в жизни.
Смерть — это единственное, о чём надо беспокоиться.
Думать о чём-то другом, кроме смерти, — бегство.
Общество, искусство, культура, вся человеческая цивилизация есть не что иное, как побег, один огромный коллективный самообман, желающий заставить нас забыть, что всё время мы падаем в воздухе и с каждым мгновением становимся ближе к смерти.
Кто-то из нас добирается туда в считанные секунды, кто-то за несколько дней, другие — за несколько лет, — но это не имеет значения. Точка во времени не имеет значения; что имеет значение — так это конец, ожидающий всех.
«И что из этого, — спросил я. — Что же делать за эти семь секунд или семь десятилетий, которые остаются?»
Тённессен порекомендовал, если я правильно помню, полную пассивность. Нам не следует делать ничего, поскольку неизбежной смерти нам не миновать, а всё, что происходило на этом пути, не имеет значения.
С этим выводом я не мог согласиться.
Я полагал, что виной тому — образный язык Тённессена. Если только что спрыгнул с небоскрёба и жить остаётся только семь секунд, — ОК, действительно, довольно бессмысленно что-то пытаться делать.
Но жизнь — это не прыжок с небоскрёба. Ведь у тебя не семь секунд, а семь десятилетий. Достаточно, чтобы пережить многое и сделать многое.
