Наши архиереи взывают к небесам, когда турки тиранят армян, но не говорят ни слова о тех много худших преступлениях, что совершают их собственные соотечественники. Ханжеские британские сердца сострадают всем, кроме тех, кого их собственная империя топит в крови.
Этот бог, который создал таких, как мы — был ли он в своём уме?
73.
Автором этой возмущённой инвективы был шотландский аристократ и социалист Р. Б. Каннингем Грэм. После богатой приключениями жизни в Южной Америке он вернулся на родину, где начал новую карьеру политика и писателя. Через несколько месяцев после того, как были опубликованы «Чёртовы ниггеры», Грэм прочёл «Форпост цивилизации» и опознал в её авторе единомышленника по критике империализма и ненависти к ханжеству. Он написал Конраду, и это положило начало переписке, замечательной по своей серьёзности, задушевности и интенсивности. Грэм стал ближайшим другом Конрада.
Они всегда взаимно лояльно хвалили рассказы и статьи друг друга, однако в одном случае реакция Конрада оказалась много более сильной, чем обычно. А именно в июне 1898 года, когда он прочёл «Чёртовых ниггеров», к тому времени уже более года как опубликованных.
Это хорошо, пишет он. Очень хорошо, но… (здесь он переходит на французский) но, мой дорогой друг, ты слишком разбрасываешься, твои мысли кочуют, как странствующие рыцари, тогда как они должны быть собраны вместе в неколебимом и всерассекающем боевом порядке.
«И к чему проповедовать уже обращённым?» — продолжает Конрад. «Впрочем, я — глупец. Честь, справедливость, сострадание и свобода — идеи, ещё никого не обратившие. Есть только те, кто, не зная, не понимая, не чувствуя, лишь опьяняет себя словами, повторяет слова, орёт их, мне себя в них верующим, хотя сам не верит ни во что, кроме прибыли, личной выгоды и собственных удовольствий».
Конрад повторяет здесь свою критику языка от лета 1896 года — большие слова суть только звуки — но обостряет её до предела отчаяния: «Слова улетучиваются, и ничего не остаётся — разве ты не видишь? Не остаётся абсолютно ничего, ты, человек доброй воли! Вовсе ничего. Секунда — и нет ничего, кроме комка грязи, холодного, мёртвого комка грязи, выброшенного в чёрную пустоту пространства, заверченного вокруг потухшего солнца. Ничего. Ни мысли, ни звука, ни души. Ничего».
74.
Конрад называет Грэма «homme de foi», человеком доброй воли.
Конрад не хотел и не был способен иметь дело с социализмом Грэма (или с политикой вообще). Он был сыном своего отца и знал, куда заводит политика. Политика убила его мать, сломила отца, а его самого сделала сиротой и отправила в изгнание.
