Пленница в башне | страница 65
— Понимаете, Гарри, — уклончиво ответила она, — я не могу ничего обещать. Если бы я могла выходить, когда захочу, другое дело.
— Это бы меня устроило, — усмехнулся он, — тогда вы всегда были бы в моем распоряжении.
Она задохнулась от негодования, но тут же рассмеялась:
— Это говорит ваша мужская самонадеянность!
— Мне еще не приходилось встречать женщин, которым бы нравились скромные мужчины. — Он коснулся медных прядок, избежавших заточения в шапочке и горевших на молочно-розовых щеках, как языки пламени. — Пока, Рыжик.
— Пока. — Она открыла дверь в кабинку, улыбнулась ему и исчезла внутри. Стоя в душе под струями воды, Ванесса обнаружила, что напевает какую-то мелодию, а, одевшись и подойдя к зеркалу, чтобы причесаться, обнаружила, что тени, в последнее время постоянно печалившие ее глаза, исчезли. Она больше не была одинока: здесь, на острове, она обрела друга, такого же, как она сама.
Она все еще улыбалась, когда, вернувшись в замок, подошла к кованой калитке, через которую недавно совершила свой побег. Отворив калитку, Ванесса чуть не столкнулась с доном Рафаэлем.
— Добрый день! — Он протянул к ней свою уверенную руку, и ее улыбки как не бывало. Затаив дыхание, она отметила, что в светлом городском костюме он был еще привлекательнее, чем обычно. Впрочем, это могло ей просто показаться после светловолосого и светлоглазого Гарри Элсинга. — Вы купались, мисс Кэррол?
— Да, сеньор. Вода восхитительная.
— Я надеюсь, что вы не плаваете к рифам, когда купаетесь одна? Как раз в это время там бывает сильный прилив.
— Да, мне известно о приливе, сеньор, но я хорошо плаваю. — Она не добавила, что познакомилась с американским нефтяником, — дон Рафаэль вряд ли одобрил бы его бесцеремонное отношение к женщинам. Если бы он узнал об их встрече, то мог повести себя как строгий хозяин и запретить Гарри появляться в лагуне. А ей хотелось вновь воспользоваться приятной возможностью побыть наедине с кем-нибудь, не столь церемонным.
— Немногие люди могут одолеть стихию, мисс Кэррол. — В его глазах она уловила сардоническую усмешку; его взгляд блуждал по ее лицу, замечая румянец на щеках, ясные глаза и влажные пряди волос, прилипшие к вискам. — Очень часто мы тем сильнее подвергаем себя опасности, чем больше пытаемся бороться с ней. Теперь вас ждет завтрак — поспешите!
Он с улыбкой пожелал ей доброго утра и ушел. А она машинально сорвала граммофончик гибискуса и воткнула себе в волосы. Каким же странным и загадочным он иногда бывал! Вот и теперь — что он хотел сказать этим замечанием о борьбе со стихией? Может быть, это нужно понимать как своеобразное предостережение о приливе возле кораллового рифа… или это было что-то гораздо более замысловатое?