— Мастер, все в порядке? Ты сильно побледнел.
— Д… да, продолжай. Надо законч-чить д-до ночи.
— Тебе холодно?
— Оз-зноб-б…
Соу закончила рисунок на сердце и мне показалось, что я пропал. Пульс становился все реже, в глазах темнело. Я чувствовал прикосновения льда у позвоночника, а когда линии перешли на живот, я стал прощаться с жизнью — в мыслях, конечно, потому что стук зубов не дал бы мне произнести ни слова.
— Мастер, очнись, МАСТЕР! — крик доносился издалека, а вокруг бушевала пурга. Ледяной ветер проникал повсюду, снежное крошево секло кожу, а под ритм стучащих челюстей можно было отплясывать чечетку.
— Соусейсеки, я ошибся?
— М… а… ст… еррр…
А потом я услышал мелодию вьюги. Это было что-то вроде вальса, легкое, кружащее, блестящее искрами снежинок. Услышал и изменил. В самом сердце этого изящного вращения появилась трещина. Тяжелая, извилистая, свинцовая трещина, расколовшая совершенство на части, заменившая воздушную легкость мрачной массой вертящихся шестеренок и скользящих поршней. Металл выбрасывал искры и клубы пара, нагревался в своем бешенстве движения. Нагревался.
— …Мастер!!!
— Все в порядке, все уже хорошо, Соу. Я справился.
— Ты чуть не умер, пока справлялся!
— Ты не представляешь, как это прекрасно.
— Умирать?!
— Нет. Я не могу рассказать, у меня нет слов… это неописуемо!
— Что? О чем ты?
— Я уже не просто человек. Я — машина.
Я и вправду не знал, как описать то, что происходило. Мое тело перестало быть теплой оболочкой разума, непонятной и нуждающейся в управлении и заботе. Как описать знание о работе всего внутри — даже не знание, чувство. Как передать мощь струящейся по жилам крови, яростные схватки миллионов бактерий и лимфоцитов, ураганы вдохов и выдохов, идеальное подчинение импульсам нервов, сияющую паутину мозга с искрящимися разрядами мыслей? И все это теперь могло подчиняться не сбивчивым и противоречивым командам таящегося внутри духа, а стройной схеме задач и программ — которую еще предстояло создать. Безграничные возможности — но пока только возможности…
Линии погасли, и я вернулся обратно, в привычный мир пяти чувств.
— Теперь уже точно все, Соу. Я попробую обьяснить.
— Мне уже казалось, что ты сошел с ума.
— Поверь, я был недалеко.
— Что с тобой делали красные знаки? Ты был синее вод зимнего моря, и почти такой же холодный, почему?
— Знаки набирали тепло, чтобы ожить. Либер Кламорис мог бы подсказать, что чертеж стоит наносить как минимум в сауне!
