Сергей подумал, потормошил свою больную голову, но не смог вспомнить устройство ни одного более-менее значимого предмета. Кроме степлера. И то только потому, что один раз от скуки разобрал его на части. Навряд ли местных крестьян заинтересует степлер. Или хоть кого-нибудь.
Как бы отвечая на мысли, на печи крякнул и заворочался Кузьмич. Неграмотный, кстати. Нет, не заинтересует…
Даже напряги Сергей извилины и вспомни что-нибудь техническое, и что? Кому ты будешь предлагать устройство автомата Калашникова? Кузьмичу? Никитичу? Или будешь ходить по улицам и орать: «А вот чертежи автомата! Недорого! Кому-у?!»
Никакой от тебя пользы, Сергей Аркадьевич. Будешь ты пахать и пахать, причем в буквальном смысле этого слова. А не так, как ты привык «пахать» в офисе с кондиционером и компьютером…
С такими трагическими мыслями Сергей заснул.
Попытался заснуть.
Как только приходил сон, вместе с ним появлялись беспризорники. Стоял на пригорке Длинный с наполовину перерубленной шеей. Кривлялся Рыжий в залитой кровью кофте. Чумазик с отчаянным визгом опять мчался на него, выставив блестящие шилья. И добегал. В тот момент, когда острия вонзались ему в живот, Сергей выныривал из огромного тулупа, орал и врезался головой в потолок. На третьей побудке Кузьмич начал материться уже во весь голос.
* * *
– Ну, как там мой новый плямянничек? – Никитич выглядел до отвращения бодро. По крайней мере, для Кузьмича, чувствовавшего все свои пятьдесят лет. И даже еще пару десятков лишних.
– Шальной какой-то. – Кузьмич сидел на крыльце. – Всю ночь орал и головой о потолок стукался. Спать не давал.
– Ну орал… Положи трех, да ясце первый раз – не так заорешь. А сейцас где? Спит?
Солнце уже встало, так что для деревенских продолжать спать – признак крайнего лентяя.
– Да не. Всю ночь не спал и поднялся ни свет ни заря. Вон, в туалете страдае.
– Так ён же сяктант. Нябось не то что самогона, вообсце спиртного не пил.
– Не скажи. Сяктант не сяктант, а самогон вчера глотал, как воду. Да и вообсце…
– Што? – насторожился Никитич. Получить зависимого работника, да еще почти бесплатного (за еду и ночлег) – чертовская удача, и не хотелось бы омрачать ее.
Может быть, думал он и не совсем такими же словами (как-никак крестьянин двадцатых годов), но все дело в том, что точно передать человеческие мысли сложно (а часто и невозможно), так какая разница – перескажем мы их с соблюдением крестьянской лексики или так, чтобы понятнее было…
