Правда о Григории Распутине | страница 90



«Непонятные способности» существовали не сами по себе; они сакральный дар, проявление силы веры. Русское «образованное общество» той поры в значительной своей части было или откровенно атеистическим, или религиозно индифферентным. Потому таким загадочным и представал Распутин, потому была так и «непонятна» природа его общения с Монархом и Его Семьей, потому так исступленно в этих отношениях искали (и до сих пор ищут) некую альковную, финансовую или шпионскую «тайну».

Царь и Царица видели в Распутине простого, глубоко верующего человека, наделенного даром молитвенного чудотворения. Они как православные христиане общались не с «безродным» и с «необразованным», а с братом во Христе. И когда началась Мировая война, Императрица, работая в лазарете, обмывала раны и ухаживала не просто за «чужими мужиками», как о том злословили. Она заботилась о Своих братьях, проливавших кровь на полях сражений за Родину-мать, за Русь Святую…

Конечно, вся эта «метафизика», вся эта «мистика» для самодовольного ума была недостижима. В этом смысле весьма показательный случай произошел во время допроса ЧСК А. А. Вырубовой в мае 1917 года. Председатель Н. К. Муравьев задал подозреваемой «убойный» вопрос: «Какие были у Распутина представления о своей личности, кем он себя считал?». Почитательницу Распутина этот вопрос на минуту озадачил. Но ответ последовал: «Он всегда говорил, что он один из странников одухотворенных. Он сам всегда говорил».

Эта формула для «адвоката» и «социалиста» ничего не значила. В «обществе» уверенно утверждали, что «истерические поклонницы», в числе которых на первом месте стояла Вырубова, считали его «Мессией», «Новым Христом». Понятно было, что подобное величание — богохульство, это то самое «хлыстовство», которое Чрезвычайной комиссии надлежало лишь «задокументировать».

А тут какой-то «странник одухотворенный». Муравьев и понять не мог, о чём речь идёт. Ему стало лишь «ясно», что Вырубова пытается скрыть «правду», и потому он решил «внести ясность». Прозвучавшие вопросы во всей красе отразили дремучую бездуховность дознавателя: «Ну как одухотворенным? Но какая его была задача? Что он, собственно говоря, делал?».

Действительно, если бы Распутин проворачивал какие-нибудь дела или приходил бы в Царский дом в качестве «возлюбленного», то было бы всё «понятно». Это целиком вписывалось бы в сочиненные схемы. А так приходил, вел много раз беседы с Царями, и ничего «значительного» не происходило? Так ведь не может быть!