Автомобильная леди | страница 15
— Сергей Сергеевич, вы можете ехать с нами!
Через двадцать минут два вертолёта ГАИ уже патрулировали над городом для опознания «москвича-412», белого цвета, госзнак С 50–85 ТН. За рулём должен быть мальчик пятнадцати лет, с ним девочка четырнадцати лет. Возможно, едет один. При обнаружении предписывалось задержать любыми средствами: в салоне может находиться грудной ребёнок.
5
Света родилась в обстановке любви.
Она была поздним ребёнком. Отцу идёт уже пятый десяток, как там ни крути, да и маме уже тридцать с хвостиком. Многие родные и знакомые отговаривали Таню от таких поздних родов. Да и в женской консультации советовали не рисковать и освободиться от ребёнка.
Дома обсуждали проблему недолго. Сергей сказал:
— Таня, они ничего не понимают. Мы же не больные. Я уверен, всё будет хорошо.
Света появилась на свет, и была вполне нормальным ребёнком. Дом их теперь стал счастливым. Всё наполнилось любовью, стало теплее. Сергей боготворил жену, Таня боготворила мужа, а оба они души не чаяли в маленькой девочке по имени Светлана.
Характер девочки, всегда настроенный на радость, на улыбку, мог сложиться только при гармоничных отношениях родителей. Она не знала, что такое испуг, окрик, и не ждала от окружавшего мира зла. Она не знала даже такого жеста, как взмах рукой перед лицом, и поэтому только смеялась, когда Таня в шутку грозила ей. И несмотря на сложности ухода за грудным ребёнком, особых трудностей родителям она не доставляла.
Именно поэтому она не знала и не могла знать, что над нею уже совершено насилие. Перед отъездом в магазин родители покормили Свету, и поэтому она спала безмятежно, как спят в её возрасте все благополучные и здоровые дети. Она не проснулась от того, что машина тронулась. Может быть, проснись «на в первые же минуты, все события пошли бы иным путём. Но она не проснулась, потому что была сыта, суха, ничего у неё не болело. И она ещё ничего не знала о жизни.
ЧАСТЬ II
1
Алик Клыч вырос злым и жестоким.
Отца он не знал вообще, но этим обстоятельством он как раз не очень тяготился. С беззаботной матерью ему было легко и удобно. А вот вопрос о национальности почему-то больно его задевал. Мать его, Любовь Алфёрова, была русской, и Алик писался русским, но все черты его лица выдавали в нём что-то кавказское. Всем почему-то казалось важным выпытать у Алика его происхождение. Он обижался, плакал, а когда подрос, то лез в драку.
Но и образ жизни матери стал приносить огорчения. Даже мальчишки во дворе знали, как она живёт. Митька из десятого класса сказал даже Альке: «У меня четвертак есть, скажи матери, что вечером приду». Драться с Митькой дело дохлое, но обида сидит в душе.