— Где ошиблась, милая?
Этот вопрос в общежитии строителей никогда не задавали из праздного любопытства. И он вовсе не звучал оскорбительно. Здесь знали, что такое безотцовщина. Не об одном носившемся по коридорам ребенке женщины, случалось, говаривали между собой:
— Старшенький?.. Это я ошиблась, когда строили Вокзальную… А твой?
— На Новоокружной.
И хотя многие женщины стали матерями с радостью, порой и не рассчитывая на замужество или даже отвергая своих женихов, оказавшихся «несамостоятельными», все равно они отвечали, как было принято в неписаном нравственном кодексе общежития. Но Нюра от такого вопроса вскипела, как от пощечины.
— Нигде я не ошиблась!
— А где отец? — тетка Ульяна кивнула на мальчика. — В деревне покуда?
— Тут он! На стройке!
Тетка Ульяна оперлась на скребок, как сторож на ружье. — И не стретил тебя?! Как его имя-звание?
Нюра потупилась. Она еще в поезде решила — не жаловаться. Никому! В любви указа нет. Только Шуру ославишь.
Тетка Ульяна не дождалась ответа, вздохнула сочувственно.
— А твоя фамилия как?.. Ка-ак! Староверова? Да ты никак с Александром-то Староверовым в законе? — Голос ее отяжелел, точно сломленный усталостью: Староверов слыл будущим зятьком Чумакова, начальника конторы…
— Что с ним? Живой он?
Ульяна ответила рассеянно:
— Да живой он, живой, что ему, шалому, сделается.! — Подхватив Нюрин чемодан, она повела ее по сырым каменным ступеням к себе в подвал.
Она жила подле котельной, в комнате, перегороженной занавеской из кумача. На долю Ульяны приходились треть окна и половина эмалированного, тарелкой, абажура над занавесью. Потолок по ту сторону занавески: был в угольной копоти, над Ульяниным углом — побелен. Нюра заметила это, и тетка Ульяна растолковала угрюмо, что сосед у нее Силантий, он у Александра старшой, бригадир, значит.
Шураню уложили в качку, которую притащила откуда-то Ульяна. Качка выглядела заслуженной, похоже, ее передавали как эстафету.
— Ты с Александром, значит, в законе? — вернулась к своему Ульяна, ставя на стол все, что у нее было: салаку, кружок колбасы, оставленный на утро.
Нюра отрицательно качнула головой, однако по лицу ее видно было, что этому она вовсе не придает значения. Подумаешь!
Тетка Ульяна присела к столу, разглядывая вспотевшую от чая Нюру.
Нюра нацепляла салаку на вилку медлительными застенчивыми движениями, Вторую руку, с хлебом, она не решалась класть на накрахмаленную белую скатерть, держала на весу, под подбородком. Кожица на кончиках пальцев, видать, от ежедневных постирушек была дряблая, сморщенная. Пальцы худющие, просвечивают. Как у конторской.
