А таких страусов Жанна успела повидать немало. Затравленных, опустивших руки, заранее смирившихся с поражением. Доктор Соколов был другой закваски — всю свою жизнь он прожил в мире, где человек был полновластным всемогущим хозяином. И Соколов не желал соглашаться на роль подопытного кролика. К тому же у него, астронома от Бога, харонцы украли родное небо. Страшнее преступления нельзя себе представить.
Страх Жанны внезапно прошел.
— У меня сложилось мнение, — сильно волнуясь, сказала Жанна. — Вы говорите, что Централ Харона размещается возле одного из полюсов Сферы, потому что там сходятся меридиональные линии. Сами же эти линии представляют собой, по вашей теории, не что иное, как гигантские гравитационные генераторы. Я не утверждаю, что это не так, я утверждаю, что эти предположения с равной вероятностью могут быть верны или неверны. Это всего лишь догадки, к науке, собственно, м-м… не имеющие никакого отношения…
О Боже, что она говорит! Самому Соколову!
Соколов строго смотрел на нее.
— Продолжайте, — сказал он.
Жанну бросило в холодный пот. Ей очень хотелось замолчать, но словно какой-то бес подстрекал ее говорить дальше.
— Э-э-э, вы слишком широко трактуете факты, а это вряд ли допустимо. Простите, сэр, но не строите ли вы замок на песке? И потом, какова полезная отдача вашей теории? Даже если Централ Харона находится в указанном вами месте, он недостижим. А значит, положение остается безвыходным.
Соколов откашлялся.
— Истина не всегда удобна, моя милая. Я не могу поместить Централ Харона в точку, где было бы сподручнее его пощупать, я лишь указываю наиболее вероятное местоположение.
— Но… — начала Жанна и осеклась. Всему есть мера, с нее хватит.
— Но что? — раздался голос Бернхардта. О его присутствии все как-то забыли.
«Ну уж нет», — подумала Жанна. Роль дерзкой девчонки не по ней.
— Нет, ничего, — пробормотала она, не поднимая глаз.
— Так-таки и ничего? Мне так не кажется. Давайте не будем играть в прятки. Если у вас есть что сказать, говорите. — Это было похоже на приказ.
Фольклор ИИМа утверждал, что английский язык доктора Бернхардта, когда тот произносит свои вдохновенные речи, сильно смахивает на немецкий. Во всяком случае, акцент несомненный. Жанна тяжело вздохнула, собираясь с мыслями.
— Э-э, да, так вот… — промямлила она, не решаясь высказаться.
— Очень любопытно, — усмехнулся Бернхардт. — Что-нибудь еще?
Жанна безвольно опустила руки, которые до сих пор держала скрещенными на груди. Не зная, что с ними делать, она сначала уперла их в бока, потом заложила за спину, чем и исчерпала набор независимых поз. Все-таки придется говорить, никуда не денешься. Она почему-то повернулась к доктору Соколову.
