— Да, рубли-копейки… Кстати, почему вы пошли в торговлю?
— А что?
— По-моему, неподходящее для вас занятие.
— А чем мне надо бы заниматься, по-вашему?
— Ну, хотя бы исследовательской работой.
— Хорошо, приму как комплимент.
На обратном пути Максим включил приемник, настроился на чей-то концерт, его нам хватило почти до самого города. Мы опять выехали на улицу Горскую. Теперь я была уже настороже, еще издали заметила не обследованный мною киоск.
На этот раз в нем кто-то сидел.
— Максим, остановитесь, пожалуйста. Я куплю «Смену» Петру Иванычу.
Совершенно не пойму почему, но я вдруг разволновалась. Даже забыла, как открывается дверка у машины, и бестолково задергала ручку. Максим открыл дверку сам. Пока шла к киоску, постаралась приглушить свое непонятное беспокойство.
Возле киоска стояла женщина и выбирала поздравительные открытки.
Киоскер был мужчина.
Он разговаривал с покупательницей, и я могла его не спеша разглядеть.
Крупными чертами лица он напоминал римского императора на рисунке в школьном учебнике по древней истории. Крепкий, упитанный, лет пятидесяти на вид. Выражение лица его было мягким и приветливым — на злодея он не походил. Над стеклом витрины по-прежнему висела табличка: «Киоскер — Г. Башков, с 11 до 8 час.»
Оказывается, Башков, а не Башко, — когда я впервые увидела табличку, последняя буква фамилии была закрыта уголком журнала «За рулем». Сейчас цветная обложка не мешала прочесть фамилию полностью.
Женщина расплатилась и ушла.
Я нагнулась к окошечку, сильно потянула носом… и ничего не почуяла.
Г. Башков смотрел на меня вопросительно.
— «Смену», пожалуйста!
Он задумчиво повел взглядом по полке — на витрине журнала не было, еще раз взглянул на меня и решительным жестом вытянул из-под прилавка портфель, порылся в нем и достал «Смену». Значит, он отобрал какие-то журналы для себя и вот уступил один из них мне.
Я только успела положить на тарелочку двадцать копеек, как тут же к окошечку протиснулась пара юных филателистов и потребовала кубинских марок. Я сказала «Спасибо!» и вернулась к машине.
Запоздало спохватилась, что не заговорила с киоскером, но уже не было ни уверенности, ни настроения возвращаться.
Максим тронул машину.
— Чем вы расстроены? — спросил он.
— Разве?… Не знаю. Может быть, просто устала на воздухе.
— Вы знаете этого киоскера?
— Первый раз вижу. Почему вы спросили?
— Вы так внимательно его рассматривали.
Тут мне нечего было возразить.
— А вот я его знаю.
Максим замолчал. А я уставилась на него, мне нужно было, чтобы он продолжал, но и просить его об этом не хотелось. Из бокового проезда с визгом выскочила «Аварийная». Максим тормознул резко, я сунулась носом в ветровое стекло.
