Ha горных уступах | страница 62



И думал я: коли Ты поможешь, Господи, и я выздоровлю, так буду Твоим.

Так оно и случилось. Медвежье сало не помогло, бабьи чары, заговоры не помогли, а Он, Господь Бог, помог! И сказал я себе, как тот ксендз мне наказывал, что, мол, Господу Богу разбойничье ремесло противно. Коли Ты меня, Господи, исцелишь, я больше в Липтов не пойду. Не буду больше убивать, коли Тебе это не на радость и противно! Вот! Ты со мной добр, так и я с Тобой! Я всегда так: если на кого зол, так не приведи, Господи! Огонь у меня в руках тогда горит. А к кому я добр или с кем помирюсь. Тогда я уж слово держу, как Он там наверху, за облаками.

Часть вторая

О БАРТКЕ ГРОНИКОВСКОМ, БРАКОНЬЕРЕ

У Бартка Грониковского из Буковины были «свои» десять заповедей, хотя их и не в обрез десять было.

— Я твой лес, чтобы ты ходил по мне, куда хочешь.

— Не зови всуе лесничего, а жарь его сразу дробью по коленам.

— Помни, никогда не входи в дом через двери.

— Не пожелай ни иволги, ни щегленка, ни другой птицы из чужого леса, а только того, что надо на плечи взваливать.

— Воруй да только так, чтобы тебя не поймали.

Кроме этого, у него было много поговорок; например:

— На своем заряди, на чужом разряди.

— В чужом лесу стрелять, дома сытно вечерять.

— Из дому с пустыми руками, домой — с серной за плечами.

— Как со зверем, так и с бабой: не плошай, когда надо.

И много еще.

Другие охотники перенимали у него эти поговорки, и слава его росла не только как охотника, но и как поэта.

Бартек Грониковский был прирожденный браконьер. Небольшого роста, сухой, легкий, проворный, как птица, гибкий, как трость, хитрый, как лисица, падкий на всякую дичь, как рысь. Он даже похож был на рысь своими кошачьими движениями. Когда он шел по дороге на ярмарку, то ступал так легко, словно боялся спугнуть что-нибудь, а глаза его проворно бегали во все стороны и видели, казалось, даже в лесной чаще сажен на триста.

Кроме охотничьей работы, Бартек ничего не хотел делать, — разве из-под палки. Весна ли, лето, осень ли, зима, только урвет он немного свободного времени от домашнего хозяйства, айда в лес с ружьем, стоит ли идти туда, или не стоит. Иногда баба его дома не видела по две, по три недели.

И, хотя главным образом он был мастак по части коз, но любил ходить и за серной, и за зайцем, и за лисицей.

«В горах весело, видно все», — говаривал он. И только бы ему в лес забраться; там его жизнь и веселье!

Знал он каждую травку, каждый род моха, знал все леса вдоль и поперек. Там он уж никогда бы не заблудился.