Теперь нужно попасть домой, пожарить, наконец, многострадальное мясо, и обеззаразить организм известным способом. До дома я добрался на такси, которое успешно поймал чуть ли не у входа, и сразу же, войдя в квартиру, позвал Мусю. Муся – моя кошка, престарелая хозяйка моего холостяцкого гнезда уже на протяжении десяти лет, и остававшаяся единственной мною уважаемой представительницей женского пола. Не то, что бы у меня нет женщин совсем, но связывать себя узами брака в расцвете сил, а именно в прекрасный возраст между тридцатью и сорока ровно посередине, нет охоты. Да и девушек подходящих нет пока. Одна - слишком молода. Другая дышит на ладан по причине годности мне в старшие сестры. Третья вечно таскается по клубам, четвертая глупа, как пробка, а пятая – Муся. А я не зоофил…
Но Муся не выбежала мне на встречу, как обычно задирая полосатую мордочку с круглыми фарами желтых глаз. Спит, наверно. Итак, мясо. Сначала его нужно помыть. С моей рукой это будет проблематично. Дуршлаг мне в помощь и рожок от душа! Готово. Кое-как придерживая больной рукой мясо, я аналогично нарезал его на порционные кусочки, сложил в кастрюлю и приготовил соль и специи, что бы мясо промариновалось перед жаркой.
Однако, до специй дело не дошло. Потому что рука начала болеть так, что на глазах у меня, тридцатипятилетнего мужика, работающего на стекольном заводе в жуткой жарище, отслужившего в армии, сначало срочно, потом по контракту, выступили слезы. Я выронил солонку из правой руки, оглушительно грохнулся на пол прямо возле стола, категорично игнорируя табуретку, и истошно заорал, как баба-роженица. Сквозь слезы я увидел, как на кухню вальяжно, потягиваясь и очень громко урча, вывалилась Муся. В туалете была, подумалось мне. Пронзительно сверкнув на меня глазами-фарами, Муся зашипела и с несвойственной для нее проворливостью, шмыгнула обратно из кухни.
-Муська! Кис-кис!- Жалобно простонал я, потому что немного полегчало. И чего с ней случилось? Всегда, все десять лет она не бросала меня ни в одной ситуации. Кроме этой. Боль опять накатила волной, буквально разрывая руку изнутри. Я опять громко, бесприютно завыл, и отключился, последний раз позвав кошку.
Кто повесил у меня в голове колокол? Его язык бил то в один висок изнутри, то в другой, и в голове мелькнула догадка – ясно, почему говорят, что с утра с бодуна именно башня трещит. Так, надо вставать, пока Муся не обнаглела в конец и не добралась до моего мяса. Бедная свинья и не предполагала при жизни, что кусочек ее задницы будет так долго ждать своего истребления и наконец, точного попадания в «белый камень»…
